Время тлеть и время цвести. Том первый. Галина Тер-Микаэлян

Да меня чуть ли не каждый день все гоняли: иди, мол, замуж скорее, перестарок! И мамка, и жена братова – покоя не давали.

      – Так ты же совсем молоденькая, – поразилась Нина Ивановна, – у тебя паспорт-то есть уже?

      – Да мне двадцать уже! Я б и вышла – парней приличных нет! Как мамка лямку тянуть неохота – с утра до ночи в свинарнике да на огороде, а потом еще пьяного мужика ублажать. Нет, спасибочки! – ее белокурые волосы воинственно выбились из-под платка.

      – А так что, лучше? – вздохнула Нина Ивановна. – По чужим людям ходить убирать.

      – Я к работе привычная, мне в деревне неохота, а тут – Москва!

      – Но все-таки, как же это ты свои деньги украла?

      – Мне, сколько в совхозе ни работала, председатель денег никогда не давал – все батяне отдавал. Я с двенадцати лет работаю, а копейки своей не видела, правильно это? Вот прихожу однажды вечером, дома – никого, только батяня один за столом спит, и денег у него полный карман. Я сразу все деньги выгребла, паспорт свой схватила – и на шоссе! Мимо нас дорога на Сызрань идет, а по ней автобус ходит – раз в день. Только мне в тот час повезло – как раз автобус проходил. Поэтому я и решила, что судьба – доехала до Сызрани, а оттуда уж до Москвы на поезде.

      – И не жалко родных-то было? – с укором спросила Нина Ивановна. – Без денег их оставила, и беспокоились о тебе, наверное.

      – Чего им беспокоиться! Жалели – это верно. Что без работницы остались. А деньги – мои! Я сызмальства горбатилась!

      – И совсем не скучаешь без них? Неужели навестить не хочешь мать-то?

      – Чего уж, они уж без меня обвыкли, а мне и тут хорошо. Кино на каждом шагу, зарплату платят, и горячая вода есть.

      – Но ты ведь совсем одна, не обижают?

      – Кто не захочет, того не обидят. Конечно, есть у нас девочки, которым парни голову закрутили. Одна вот, Любка, родила даже. Он все ходил, ходил, а как узнал – сразу смылся. Мы к нему ходили, так мать его даже на порог нас не пустила. Хотели на работу сходить, чтобы комсомол с ним разобрался за аморалку, но Любка не пустила.

      – Ей теперь квартиру должны дать – с ребенком-то, как мать-одиночка.

      – Кто ж ей даст, это только в кино дают. Нам всем квартиры обещали, как на работу брали. Пять лет, мол, проработаете – получите. Некоторые верят. Только Любке никто ничего не даст, она в общежитии прячется.

      – Почему прячется, от кого?

      – От коменданта, от кого же еще – в общежитии ведь с ребенком не разрешают, так мы его прячем, когда комендант приходит. Из комнаты в комнату передаем.

      – Да как же так, за ребенком ведь уход нужен! – ужаснулась Нина Ивановна. – Как можно – вдруг он заболеет.

      – Не заболеет, он здоровенький. И у нас все девчонки уже его пеленать научилась.

      – Да, видишь, как оно бывает! Ты-то сама не доверяй ребятам, в Москве они шустрые, языкастые – поверишь и сама так вот останешься.

      – Не, – Тамара повернула к Нине Ивановне веселое задорное лицо, – я не останусь. У нас многие девчонки гуляют, потом аборт делают, но я ребятам