Дом на Северной улице. Нателла Погосян

из шкафчиков, достала из пакета туфельки, в которые я тут же переобулась, взяла меня за руку и повела в группу. В группе было душно, противно пахло тушеной капустой и подгоревшим молоком. На полу огромной полупустой комнаты лежал красный ковер с небольшими проплешинами, на нем играли дети. Кто-то складывал башню из кубиков, кто-то возил по ковру пластиковой машинкой, половина колес которой давно отвалилась, кто-то укачивал куклу со спутанными волосами, упрямо торчавшими в разные стороны. Воспитательница с высокой прической и в очках, в строгом сером платье и мягких черных туфлях сидела за столом и что-то писала в толстой тетради. Услышав, как мы вошли, она подняла голову, улыбнулась и двинулась нам навстречу:

      – Здравствуйте! Как хорошо, что вы пришли! Мы вас ждали!

      – Здравствуйте! – мама все еще крепко держала меня за руку.

      – Тебя как зовут? – наклонилась ко мне воспитательница.

      – Нателла, – сердито сообщила я и отвернулась, надеясь, что мама не оставит меня на этом плешивом ковре со старыми игрушками.

      – Пойдемте, я покажу вам нашу группу, – позвала воспитательница и начала экскурсию. Вот здесь у нас игровая, – радостно показала она на ковер и на полки с выцветшими кубиками. – Вот тут, – она повела нас в какую-то невзрачную белую комнату, сплошь уставленную маленькими деревянными столиками и стульчиками (из нее-то как раз и пахло тушеной капустой), – у нас столовая. Здесь, – она распахнула стеклянные двери, за которыми ровными рядами стояли детские кроватки, – у нас проходит тихий час. А вот тут, – открыла она очередную дверь, и в нос ударил резкий запах хлорки, – у нас туалет.

      – Ну что же, Нателла, давай отпустим маму и пойдем знакомиться с ребятами, – снова наклонилась ко мне воспитательница. Я в ужасе смотрела на маму, ожидая от нее спасения, но мама уже поспешно застегивала пальто, и, быстро чмокнув меня в макушку, застучала каблучками в сторону выхода.

      С тех пор комната с ковром появлялась в моей жизни ежедневно.

      Сад я так и не полюбила, скорее, наоборот. Вечно ноющие однокашники, какие-то шумные подвижные игры, мои самые нелюбимые, а то и вообще соревнования и эстафеты – мой страшный сон, манная каша с твердыми комочками, бледный омлет голубовато-серового оттенка, сладкий молочный суп с вермишелью, жидкий пресный кисель, тихий час в трусах и майках… А дома тихо, уютно, дома книжки с картинками, дома мамин рисовый плов и пирожки с яблочным повидлом, дома чай с шоколадными конфетами…

      Словом, я сразу поняла, что детский сад – это не мое, и с каждым разом убеждалась в этом все больше и больше, а потому изо всех сил пыталась избежать его посещения. Папа был со мной солидарен и всячески поддерживал мои утренние капризы, которыми сопровождались наши ежедневные сборы. В мою обязательную утреннюю программу входила истерика на тему косичек, которые я долго и тщательно заплетала сама, потому что мама плела либо слишком туго, либо с «петухами».