Антиквар. Повести и рассказы. Олег Постнов

из милиции. Мой план, правда, совсем уже не казался мне столь надежным, как ночью, тем не менее я набрал этот номер и вслушался в наушник. Всего два гудка. Потом тихое и грозное:

      – Алло?

      Так, словно он как раз и поджидал меня. Ладно.

      – Я хотел бы слышать следователя Сорокина.

      – Я у телефона.

      – Говорит имярек, свидетель по делу об осквернении могилы, имевшему место на ***ском кладбище позапрошлой ночью.

      – А, Степан Васильич, – в голосе Сорокина вдруг явилась необычайная мягкость. – Как же, как же. Мы уже заезжали к вам. Сегодня утром. Но дверь никто не открыл.

      Ага, значит, это был не монтер. Весьма удачно. Но какой милый тон! Прямо нежный упрек старого приятеля.

      – Верно. Я слышал звон. Но не мог встать, – сказал я.

      – Не могли встать? Почему?

      – Накануне вечером у меня болели почки. После побоев (это я произнес четко). Так вот, чтобы уснуть, я был вынужден выпить снотворное. А поскольку обычно снотворных я не пью, оно подействовало сильно. Сквозь сон я слышал, что в дверь звонят. Но не сумел подняться и открыть.

      – Так-так. А сейчас вы находитесь дома?

      – Мне было дано предписание не покидать город. И я не намерен его покидать. А, кроме как в своей квартире, мне находиться негде.

      – Таким образом, вы можете явиться к нам для дачи новых показаний?

      «И получения новых пинков», – добавил я мысленно. Но вслух сказал:

      – Да, могу. Когда нужно это сделать? Сейчас? Завтра?

      Сорокин помялся.

      – Мы вас известим, – сообщил он затем. – Конечно, если вы будете дома.

      – Мне нужно выйти в магазин за продуктами, но он рядом. Других дел у меня нет.

      – Вот и отлично. Вы что-то хотели спросить меня?

      – Да, хотел.

      – Что именно?

      – Могу ли я видеть Инну?

      Я очень старался, чтобы мой голос не дрогнул, но он дрогнул все равно. Что ж, так тому и быть. В конце концов, это не запрещается.

      – Инну? А зачем вы хотите ее видеть?

      Тут у меня все было продумано наперед.

      – Поскольку она моя невеста, – сказал я.

      Сорокин вновь замялся.

      – В деле этого нет, – сообщил он потом.

      – Да, и не может быть: прежде я этого не говорил.

      – Очень интересно, – сказал он на сей раз бесцветным тоном, явно показывая, что ничего интересного в моем признании нет. – Теперь, однако же, вы это говорите. Почему?

      Тут уж замялся я – для виду.

      – Я делал ей предложение, – сказал я наконец.

      – Она отказала?

      – Она не сказала «нет». Просила подождать с ответом.

      – Так-так, – он, верно, покивал у себя над трубкой. – Должен вас огорчить, Степан Васильич. Свидания с ней до конца следствия ограничены.

      – Это касается всех?

      – За вычетом ее родителей. Но вас-то касается