Секреты Средиземья. Как появилась культовая вселенная Властелина колец. Ролан Леук

лион» (опубликован в 1977 году, посмертно). Любитель мифологии и языков, в том числе и создавший несколько языков лично, Толкин оставил после себя целый легендариум: воображаемый мир, настолько богатый, сконструированный и развитый, что он вполне соответствует известному утверждению – наукой надо заниматься с удовольствием!

      Цель нашей работы – использовать вселенную Толкина, ее историю, языки, географию, ее чудовищ и других персонажей, чтобы поговорить о гуманитарных, физических или даже естественных науках. Мы прекрасно понимаем, что тем много и вопросы разнообразны, но, не ставя перед собой задачу исчерпывающе осветить их все, мы хотим в легкой для восприятия форме представить информацию широкой аудитории. Наша цель не в разрушении ореола этих фантастических произведений, не говоря уже о критике Толкина, – мы хотим показать, как наука способна обогатить мир.

      Добро пожаловать в «Научное Средиземье», трансдисциплинарное – а порой недисциплинированное – путешествие по стране Толкина… «Вернувшись, вы уже никогда не будете прежними!»[1]

      Ролан Леук, Лоик Манжен и Жан-Себастьен Штайер

      Толкин и наука: разносторонние отношения Изабель Пантен,

      историк из Высшей школы

      Толкин считал себя прежде всего поэтом – создателем мифов, сплетенных из слов, но, безусловно, был и ученым, если придерживаться фундаментального (и, следовательно, вневременного) определения науки как сознательно предпринимаемых усилий к рациональному познанию и пониманию природной реальности, от устройства космоса до человеческой деятельности и производственных процессов. С другой стороны, если ограничить определение стандартным (карикатурным) образом современной западной науки, где доминируют модели, созданные физиками и математиками для их собственных нужд, и которая придерживается завоевательного подхода, основанного на технологиях, анализ должен стать гораздо более детальным. Вот почему эти два подхода следует рассматривать отдельно.

      Толкин обладал научным складом ума в самом широком смысле, но не в понимании Гастона Башляра[2] и всех тех, кто отрицал способность к «объективному знанию» вплоть до рубежа современности. Скорее, он был мыслителем уровня Платона, Аристотеля или Роджера Бэкона, ненасытного в своей жажде знаний «удивительного доктора», тоже занимавшего кафедру в Оксфорде (правда, другую и на семь веков раньше).

      Толкина интересовала реальность – она казалась ему весьма любопытной. Кроме того, одаренный острым критическим умом, Толкин искренне ненавидел любые проявления вычурности и претенциозности, имитирующие доступ к знаниям, а на деле ставившие иллюзорные непрозрачные завесы на пути к ним.

      Отказ от заигрывания с реальностью

      Из-под пера Толкина нередко выходило слово фальшивый, подчеркивая его отвращение к притворству и бессмысленной приверженности фактам, часто связанной с обманом и самозванством. Он использует это слово, например, в письме 1968 года в Time-Life International (Lettres, № 302), отказываясь от предложения сделать серию фотографий, изображавших его за работой. Его представления о «естественности», подчеркивает Толкин в этом письме, явно не совпадают с мнением агентства: он не позволяет фотографировать себя, когда пишет или беседует с коллегами, потому что снимок, сделанный «якобы за работой, будет вопиющей фальшивкой»[3]. Понятие «фальшивый» Толкин относил и к писательской практике, и к различным наукам.

      Например, в исследовании «Калевалы» он отмечает, что этот сборник древних финских легенд, составленный на основе устных источников и самым серьезным образом отредактированный в XIX веке врачом и лингвистом Элиасом Лённротом, никоим образом не затронут теми искусственными и фальшивыми архаизмами, коими пестрит произведение Оссиана (мифического гэльского поэта III века) благодаря усилиям его предполагаемого переводчика Джеймса Макферсона[4][5]. Это определение он использует и для стигматизации недобросовестных авторов исторических романов, персонажи которых говорят языком ложнодревним, псевдоблагородным и, мягко говоря, нелепым (Lettres, № 171). То же относится и к квазинаучному арсеналу посредственной научной фантастики с ее грубыми псевдотехническими терминами – нологемами: абракадабра в фиктивной «наукообразной» форме[6].

      Синдром фальшивости также может поражать и тех, кто придерживается научного пуризма в ботанической (к примеру) терминологии. Стоит упомянуть хотя бы педантичных корректоров «Властелина Колец», заменивших подлинное английское название индийского кресс-салата нартустиан на настурцию (латинское название кресс-салата). В письме от июля 1954 года Толкин приводит в свою поддержку свидетельства садовника из Мертон-колледжа и отвергает настурцию как продукт фальшивой ботаники и «ложной эрудиции».

      Ошибки на самом деле гораздо серьезнее затрагивают некоторых сторонников индоевропейской теории и ее тенденциозного применения к изучению мифологии. Выдающегося исследователя скандинавских мифов Джорджа

1

Слова Гэндальфа Бильбо в фильме «Хоббит: Нежданное путешествие» (2012). – Прим. ред.

2

Гастон Башляр (1884–1962) – французский философ, эстетик, исследователь психологии художественного творчества. – Прим. пер.

3

Здесь и далее письма цит. по: Толкин Дж. Р. Р. Письма. М.: Эксмо, 2004.

4

Tolkien J. Studies. 7, 2010. P. 269.

5

Джеймс Макфе́рсон – шотландский поэт, мистификатор, прославившийся «переводом» с гэльского поэм Оссиана, на самом деле написанных самим Макферсоном. – Прим. пер.

6

Tolkien J. The Notion Club Papers // The History of Middle-earth. 1983–1996. T. IX. P. 167.