Клятва. Павел Владимирович Калашников

как раз там, где шла головная часть группы, начинались ивовые заросли. Кустарник, будто стеной, завесил собой вход на эти чертовы топи.

      Не ночь, а дерьмо. Эту неделю мы продвигались без особых проблем, изредка гасили зверюг и всё. А сегодня все как с ума посходили. Есть у меня подозрения, что те опустевшие деревни близ Белгорода были не такими уж и опустевшим. Видать, твари выгрызли всех миряков и легли теплым октябрьским деньком спать. Суки.

      Скоро паутина ив встретила нас неприветливым, мрачным силуэтом. Ветки удивительным образом сплетались друг с другом, одна часть куста становилась продолжением другого. Кора бедных растений будто бы вздулась, почернела. Невыносимо пахло гнилью. И чем мы были ближе к топям, тем воняло сильнее.

      А вот и первые лужи. Ноги стали слегка утопать в грязи, издавая неприятные, бурлящие звуки. Тьма будто бы сгущалась. В воздухе повис пар, который отчетливо проявлялся, когда по этому мертвому месту бегали лучи фонариков.

      Гомон поутих. Видимо, Беркут принял решение растянуть отряд в длину. Что ж, здравая идея, ведь, судя по картам, по топям одна дорога – через гравийную насыпь, по которой отсюда раньше вывозили ПГС. Странно, конечно, что ее не размыло полностью за столько лет, но проход через болота, походу, все еще существовал.

      – Жуткое местечко, – отметил толстяк, аккуратно наступая на дрожащую землю, – так гляди, здесь какая-нибудь баба Яга живет.

      – Ага, – подхватил второй, – натравила, карга, своих приспешничков, теперь вот бегай.

      – Их там несколько сотен, наверное, было, – буркнул голос откуда-то спереди, – еле отстрелялись.

      – Пф! – фыркнул толстяк. – Тыщонка, наверное, если не больше.

      – Заткнись уже, – осадил его другой. – Под ноги смотри.

      – Спасибо, мамочка, – хохотнул толстяк. – В жопе я твои камыши видал! Вот смотри, на! Получа-а-а-а-а!

      Камыш, что мирно стоял рядом с уродливой ивой, вдруг зашевелился, задрожал. Из-под него резко выползли огромные, черные, толстые клешни, обхватившие ногу толстяка. Тварь крепко схватила ее, из-под камыша блеснули белые отблески глаз. Хрустнули кости, сталкер дико взвыл, а тварь, словно пиявка, присосалась к ноге. Вот, падаль!

      Я успел выхватить револьвер.

      Твари раскурочило пол панциря. Несколько фонариков сосредоточилось на трупе.

      – Господи… – процедил толстяк и тут же блеванул. – Че это…

      Существо напоминало или… было пауком? Огромная, покрытая хитином туша, длинные, шипастые клешни и отчетливые места сочленения этих самых клешней. Башка была точно как у паука. Восьмиглазая, жуткая гадина.

      – Вставай, ты как? Впоряде?

      Толстяк нехотя принял помощь, поднялся.

      – Да, все на мази, по… – он вдруг шатнулся. – Чего это…

      Его кряжистое тело дрогнуло, он вдруг потерял равновесие.

      К счастью, его успел подхватить рядом стоящий сталкер.

      Чертовы камыши. Что, мать его, за топельники?

      Ослабшего товарища пришлось тащить вдвоем. А болота и не думали кончаться.

      В зеленых лужах кривым отражением блестела луна. Камышей было все больше.