Зеркало. Дамир Губайдуллин

торговать… А как? На что еще жить? Уехать они не могли, ибо жили преимущественно честно и капитала не заработали. И таких примеров много. Те, кто говорит, что это было святое время, просто, видимо, не понимают, что говорят. Да, судьбы разные. И течение жизни было разное у всех. Но что может быть хорошего при общей нищете? При разгуле преступности? Ученый пошел торговать турецким ширпотребом. Это вот такое светлое будущее? И зачем мне нужен был такой капитализм, такая демократия? Да, мы не обращали внимания. Веселились, учились… Но потом это все равно коснулось всех. Вообще всех.

      — Подождите, — поднял руку вверх Могучих, — но ведь кто-то поднялся. И кто-то поднялся легально. Это же как… Естественный отбор. Кто быстрее — тот и выиграл.

      — Поднялось так называемое среднее поколение. Молодежь потеряла голову, а старшие вообще не знали, что такое зарабатывать. Их учили работать, вот они и сели в лужу. А кто-то средний сразу понял, что к чему, и разбогател. Вот такой естественный отбор, Андрей Могучих…

      — Вы сказали — всех. Что это коснулось всех. Что коснулось? И кого конкретно?

      — Элементарный пример, — откинулась на спинке стула Садыкова. — У нас во дворе жили милиционер, жена его погибшего друга, их ребенок, врач совсем молодая и две балерины — студентки. Ну и мы — тоже студентки. Мы даже друг друга не знали, Андрей. Но новый мир пришел за всеми нами. Да, за кем-то случайно, За кем-то — по собственной вине. Но это коснулось всех. Жизнь нас связала. Очень жестоко и навсегда. Да, это естественный отбор, и мы, к сожалению, не выбираем, когда рождаться. Но это… Жутко несправедливо получилось, Андрей. Да, случилось как случилось. Ничего уже не поменяешь. Но я до сих пор не понимаю.

      Если есть Господь, то…

      За что он так с ними…?

      Год 1995.

      Ксения.

      Танцплощадку в Доме культуры окутало едким сигаретным дымом. Светила, освещая счастливые лица, цветомузыка. Сотни молодых людей в почти невиданной ранее одежде безумно танцевали под почти невиданную раньше музыку. Одурманенные разливаемым тут же алкоголем или спиртным неизвестного происхождения, порошками, наркотиками, они двигались в одним им известных безумных танцах, наслаждаясь свалившейся свободой. Новая музыка сводила с ума, позволяя уходить в другой, новый мир, без запретов и ограничений. Красивая модная одежда дарила ощущение долгожданной свободы от старших, теперь казавшихся страшными занудами, и общественного мнения, которого, казалось, теперь совсем не стало.

      Каждый стал сам за себя. Коллективного движения теперь не было – каждый верил в то, что сам выбирал, и двигался по своему пути.

      – Эй, фотограф! – К девушке, одетой в «косуху» поверх белой футболки, светлые джинсы и белые кроссовки, подошел уже едва державшийся на ногах молодой человек в джинсовой куртке. – Полетать хочешь? Хочешь автограф, фотограф? – Омерзительно захихикал он.

      – Это чего? – Отложив фотоаппарат на подоконник, девушка, сдвинув брови к переносице, взяла в руки сигарету и принюхалась.