Барин. Роман Соловьев

наверняка пьян в стельку.

      Мужик натянул вожжи и направил лошадь прямо на меня. Я даже не успел отскочить и тут же почувствовал сильный удар в грудь, в глазах мгновенно потемнело и я потерял сознание.

      … Когда я очнулся, надо мной склонился широколицый мужик с неряшливой бородой.

      – Живой?

      Я вздохнул и ощутил боль в грудине. Голова слегка кружилась. Я лежал на полу, на толстом овчинном полушубке. В комнате воняло гарью.

      – Тебя Ванька Кочубей сбил, придурь из соседнего хутора.

      – Дебил…– вздохнул я.

      – Ты к кому шел-то?

      Я пригляделся к мужику. Здоровый. Прямо богатырь Илья Муромец, одна борода чего стоит. Я конечно слышал, что у нас опять мода бороды носить, но лично меня разводить растительность на лице и за миллион не заставишь…

      – К кому шел? Домой я шел…

      – Никак не признаю я тебя… В Новореченском полсотни дворов, вроде всех знаю. И одежда у тебя чудная…

      Я только сейчас заметил что на мужике просторная рубаха и широкие штаны, подвязанные обычной бечевкой. Он протянул здоровенную ладонь:

      – Макар Игнатов, мельник.

      – Андрей Никитин.

      Мужик сразу изменился в лице.

      – Никитин… Барин?!

      Он немного отступил и поклонился.

      – Простите меня, невежду… не признал я вас…

      – Макар, хватит комедию ломать. Какой я тебе барин?

      – Столько лет прошло, вовсе вас не узнал… Вы же уехали совсем юнцом безусым, а теперь вон как возмужали. Тетушку вашу, Екатерину Семеновну, жалко очень… золотой была человек. Во всей губернии такой больше не найти. За своих холопов гранитной горой стояла…

      Матвей помог мне приподняться и усадил за стол.

      Мебель у мужика странная. Стол, грубо сколоченный из досок, такие же табуретки и почти на треть комнаты – большая беленая печь. Похоже печь и являлась источником гари.

      – Барин, у меня по случаю сливовочка имеется. Вы как, уважаете?

      – Давай,– махнул я рукой.

      Матвей достал большую бутыль с желтоватой жидкостью, на столе развернул вощеную бумагу с нарезанным салом и двумя горбушками черного хлеба, придвинул две чищенные луковицы и налил пол кружки сливовки. Я выпил и дыхание тут же сперло. Глаза полезли на лоб. Я едва удержал в себе огненную сливовку, выдохнул и закусил ароматным сальцом.

      Матвей тоже выпил и откусил сразу половину луковицы, будто яблоко.

      – Вот я и говорю, за своих крепостных ваша тетушка грудью стояла. К примеру, прошлой осенью приехали в Новореченское рекрутов набирать, может слышали, опять с туретщиной война назревает? Так вот Екатерина Семеновна тогда собрала людей и предложила кто желает – может идти в солдаты, а самолично никого не отдаст. Только двое добровольцев вызвалось. Левка, сын кузнеца и Никола-душегуб… Да что говорить, село наше будто крепость. Когда ваша тетка Богу душу отдала – три дня бабий вой по всей округе стоял…

      Меня точно с кем-то путают. Нет у меня тетки в Новореченске. Есть единственная тетя Аня, младшая сестра отца, но она в Курске живет, ей еще и пятидесяти