Дети Богов и Воинов. Шона Лоулес

король Ленстера – великий Мурха мак Финн. Одного взгляда хватило, чтобы вдоволь налюбоваться его гнилыми зубами и лысым черепом. Но разве мне это помешало? Нет. Я думала лишь о том, как женить его на себе.

      – И тебе это удалось. Очень рада за тебя, мама.

      – Думаешь, браки между королями и жалкими попрошайками – обычное дело? Да никто и представить не мог, что женщина без рода и племени выйдет замуж за короля. Ты и не догадываешься, с каким трудом я его убедила… и что мне пришлось сделать. А если бы знала, то молчала бы про своего Амлафа. – Она постучала ногтем по серебряному медальону у себя на шее. В волглом воздухе церкви все звуки казались приглушенными. – Да и сколько лет он тебя сношал, пока старость не взяла свое? Четыре? Пять? Ерунда.

      Амлаф перестал тереться о меня омерзительным телом и обдавать зловонным дыханием лишь полгода назад, но жаловаться матери бессмысленно. Мой отец был так же уродлив, как муж.

      Как странно, что теперь я могу это понять. Я больше не ощущаю привычной ярости. Теперь я смотрю на мать без ненависти, а лишь с пониманием и жалостью, но этим чувствам нельзя позволить взять верх. Мать что-то затевает – интригу, в которой наверняка снова отводит мне роль безвольной пешки. Довольно. Я больше не наивный тринадцатилетний ребенок.

      Пожав плечами, я разгладила меховую накидку Амлафа:

      – Все это уже не важно. Амлаф мертв, отец мертв… Кстати, а разве ты не должна тоже быть мертва? Помню твои похороны. Ты бы оценила размах, с которым тебя провожали. Среди гостей был даже верховный король Шехналл.

      Мать молча разглядывала узоры на клинке Амлафа. С трудом скрывая ухмылку, я продолжила:

      – Так зачем ты здесь? Я думала, ты давно вышла за какого-нибудь пузатого франка голубых кровей.

      – Рауль мертв.

      Неприкрытая боль в голосе матери помешала мне упиваться колкостями. В ее любви к сыновьям сомневаться не приходилось. Моего полнородного брата Малморду баловали и нахваливали, словно маленькое божество. А уж Рауля – единоутробного брата, которого я никогда не видела, – она описывала так восторженно, что на ум приходил сам Ахиллес.

      – Как он погиб?

      – Его нашли потомки Туата Де Дананн.

      У меня на мгновение перехватило дыхание, а сердце забилось быстрее обычного.

      – Мне искренне жаль, мама. Я знаю, как ты любила Рауля, но не понимаю, зачем тебе понадобилось сообщать эту весть лично. Хватило бы и письма.

      – Нет. Не в этот раз.

      Когда мать убрала ткань с лица, я ожидала увидеть знакомую россыпь длинных черных кудрей – венец ее красоты, как говаривал отец. Вместо этого взгляду предстали тонкие, почти прозрачные седые пряди, едва прикрывающие скальп.

      Я протянула руку во тьму, и ближайшая свеча вспыхнула ярким пламенем. Оно ринулось вверх по мокрым стенам и зашипело от влаги. В этом свете я как следует рассмотрела лицо матери. Некогда гладкие щеки испещрены морщинами, под глазами нависли мешки. Фоморы стареют совсем не так, как простые смертные. Столетиями мы наслаждаемся расцветом молодости, но в последний год жизни старость