Годы испытаний. Честь. Прорыв. Геннадий Гончаренко

было нельзя. Год пропадал. Командование предложило ему поехать учиться в училище. Саша вначале колебался, потом согласился. Окончив военное училище, он не верил, что может быть командиром, считал: это не в его характере.

      А сегодня, получив благодарность Канашова, почувствовал, что в нем признали командира, приняли в армейскую семью.

      Глава десятая

1

      Канашов курил папиросу за папиросой, и в штабе стоял сизый полумрак.

      Заместитель командира полка по политчасти Шаронов шагнул в дверь и, не различая, кто сидит за столом, крикнул грубоватым баском с порога:

      – Товарищи, да ведь это безобразие! Дымовая завеса… (Шаронов был единственным некурящим командиром в полку.) Разве можно в таких условиях работать?

      – Это я, Федор Федорович, надымил.

      Шаронов узнал голос командира полка.

      Гремя стулом, Канашов поднялся и распахнул окно. Дым столбом, как в трубу, потянуло наружу.

      – А я уж испугался! Не пожар ли, думаю? Дыму, хоть топор вешай…

      – Хорошо, что зашел, присаживайся. Ты мне нужен…

      Шаронов положил кожаную папку, с которой почти никогда не расставался. На столе Канашова замполит увидел стопку военных журналов, а рядом подшивку «Красной звезды». Он изучающе поглядел на командира полка. «Видать, не в духе. С женой, наверно, опять поссорились…»

      – Это ты отдал распоряжение начать расследование по делу Миронова?

      – Я. А что?

      – Зря. Надо было, Федор Федорович, хотя бы мне доложить…

      Вон оно что, самолюбие задето…

      Шаронов был уверен, что поступил правильно. И в таких случаях он был непримирим.

      – Вчера из политотдела дивизии позвонили…

      – Ну и пусть звонят! – раздраженно перебил Канашов. – Пока я командую полком. Нам надо самим разобраться, прежде чем поднимать шум.

      – Михаил Алексеевич, я тебя не понимаю. Ты же знаешь, что я сам присутствовал и после лично беседовал с Горобцом. Вчера у них в батальоне прошло совещание командного состава. Некоторые требовали отдать Миронова под суд и исключить из комсомола. Таково мнение большинства. Это было ответственное совещание… Миронов халатно отнесся к такому важному учению, зазнался. Говорят, что он хотел ввести какие-то новые методы подготовки стрельбы. Разве допустимо так глупо рисковать людьми?

      – Постой, Федор Федорович! Ты же не участвовал в «репетиции»…

      – Как это не участвовал? – возмутился Шаронов.

      – Ты же сам сказал, что присутствовал. А присутствуют сторонние наблюдатели. Ты на Горобца не ссылайся. Он испугался, вот и перестраховывается. Не верю я тому большинству, которое само ни черта не разобралось в этом.

      – Я чувствую давно, что ты не доверяешь мне, но как можно не верить выступавшим командирам-коммунистам.

      – А как можно им верить? Да, я никогда не соглашаюсь с теми, кто хочет отбить инициативу не только у Миронова, но и у остальных командиров.

      – Ну,