Годы испытаний. Честь. Прорыв. Геннадий Гончаренко

характер.

      – Женя, а почему ваш товарищ такой грустный? – неожиданно спросила Наташа.

      – А у него врожденная задумчивость: поэт он, потому везде и всегда что-нибудь сочиняет.

      Все рассмеялись, а Миронов смущенно улыбнулся.

      Компания подошла к опушке леса. Снег уже давно сошел, но было еще мокро, в ложбинах голубела вода, и всюду пробивалась иглисто-зеленая трава. Жигуленко погладил рукой травинки.

      – Как сказал Багрицкий, «пошла в наступление суровая зелень».

      Вошли в лес и разошлись: Рита – Дубров, Жигуленко – Наташа. Миронов остался один.

      На обратном пути Наташа была чем-то расстроена. Она всю дорогу молчала. А Жигуленко, напротив, много шутил и смеялся.

      Как только они свернули к военному городку, раздался сигнал тревоги. Наскоро попрощавшись с девушками, Миронов и Жигуленко бросились бежать в свои подразделения.

      – Ну, как тебе понравилась прогулка? – на бегу спросил Жигуленко.

      – Ничего… А что это Наташа такая грустная?

      – Пустяки… Понимаешь, я хотел обнять ее. Ничего, я ее обломаю… И что это Канашов еще придумал: не дает даже в воскресенье отдохнуть по-человечески!.. Тревоги устраивает…

5

      Хотя и рассказал Жигуленко о ссоре с Наташей, как о каком-то пустяке, но сам он понимал, что ему трудно будет помириться с ней. «Что ж, придется извиниться».

      Вот и дом, где живут Канашовы, бревенчатый, старый, с одиноким деревом у крыльца. Жигуленко глянул на два крайних светящихся окна второго этажа, вспоминая карие, с удлиненным разрезом глаза Наташи и тяжелые светлые косы. «Нельзя же из-за какого-то пустяка портить отношения. Отец ее, наверное, еще не возвратился. А вдруг дома? Что тогда скажу?.. Нет, нет. Идти нельзя… Ты что, трусишь?»

      На цыпочках Жигуленко стал осторожно подниматься на второй этаж. Темно. Зажег спичку, осмотрелся. Направо и налево двери с эмалированными белыми дощечками: «Кв. 3» и «Кв. 4».

      Он долго стоял на темной площадке, раздумывая, и решил постучать в квартиру, в окнах которой горел свет. Постучался тихонько, чувствуя, как с каждым ударом сердце колотится все сильней и сильней. За дверью молчали. Он постучал настойчивее. И не успел отвести руку, как дверь распахнулась: на пороге, сдвинув к переносице широкие брови, стоял Канашов. Жигуленко от неожиданности не мог произнести ни слова.

      – Товарищ подполковник, у вас нет лейтенанта Дуброва? – спросил он первое, что пришло в голову.

      – Нет, – недоуменно пожал плечами Канашов.

      – Мне сказали, что он с Ритой пошел к Наташе…

      – Ах, к Наташе! Она, кажется, ушла в кино. Да чего это мы стоим у порога? – как бы спохватился он. – Пройдемте в комнату.

      – Спасибо, я пойду, – замялся Жигуленко.

      – Ну как хотите.

      – Разрешите идти? – козырнул Жигуленко.

      – Идите.

      Казалось, Жигуленко только и ждал этих спасительных слов. Он повернулся и быстро застучал по лестнице каблуками. «Вот влип! Наверно, он обо всем догадался. Ну, теперь держись: покажет, как ухаживать за его дочерью. Говорят, он очень