Эверест. Тим Скоренко

и на его заседании в том году было решено, что реанимировать регату после военного перерыва было бы преждевременно, неуважительно к жертвам боёв и многочисленным раненым, заполонявшим госпитали. Тем не менее, многие школы и другие учебные заведения выказали желание принять участие в регате, и не проводить её было бы не меньшей ошибкой. В результате представители Линдер-клуба нашли решение. Полное возрождение традиционной Королевской регаты Хенли было намечено на 1920 год, а регату 1919-го – первую послевоенную – нарекли Регатой Мира. При этом регата была сокращена, и не все традиционные соревнования вошли в её состав. Школа Шрусбери планировала принять участие в традиционном заплыве «восьмёрок» Ladies’ Challenge Plate, который в том году вошёл в программу под названием «кубок Эльзенхэма». К участию допускались команды школ и университетов, что сильно усложняло нашу задачу. Студенты были старше и сильнее школьников, и до того все победы в заплыве доставались представителям высших учебных заведений или профессиональных гребных клубов.

      Открывал кубок сэр Уолтер Джилби, баронет. Нашим основным соперником, как ни странно, оказалась команда школы Бедфорд – но мы с честью выдержали испытание, и я – не побоюсь похвастаться, – именно я привёл нашу лодку к победе. Потому что я был и остаюсь хорошим гребцом, одним из лучших в Англии, хотя мне вряд ли когда-либо ещё понадобится это умение. Победа в кубке Эльзенхема 1919 года стала первой победой для Шрусбери в Королевской регате Хенли, и я надеюсь, что не последней – и регата, и школа существуют и будут существовать ещё долгие годы.

      Мы принимали участие в регате и в последующие годы, и я, пока учился в школе, был лидером команды. Тем не менее, гонки 1920-го и 1921-го мы проиграли – для меня это было, не буду скрывать, серьёзным разочарованием. Я до сих пор иногда жалею, что не мог тогда «развосьмериться» и занять все места в лодке, кроме, разве что, места рулевого. При таком раскладе мы наверняка добились бы как минимум ещё одной победы.

      Потом я поступил в Оксфорд, сначала попытав счастья в колледже Марии Магдалины. Я решил изучать химию – именно она в последний школьный год захватила меня больше прочих наук. Я до сих пор не могу сказать, почему я выбрал именно колледж Магдалины. Видимо, из-за его безупречно прекрасной готической башни, возведённой Уильямом Орчардом в конце XV – начале XVI века в качестве первого здания только-только основанного учебного заведения. В колледж меня не приняли из-за неуспеваемости по гуманитарным наукам. У меня была вторая попытка – и её я использовал успешно, став студентом Мертон-колледжа, ещё более старого и заслуженного – кажется, он был основан в XIII веке архиепископом Рочестерским.

      В колледже мне пришлось довольно трудно. Большая часть теоретических наук, преподаваемых там, была мне совершенно неинтересна и, более того, непонятна. Философские рассуждения влетали мне в одно ухо и вылетали из другого.