Книга царей. Александр Жигалин

Страницу вырвали. Но прежде, чем вырвать, начеркали всякую дребедень.

      – Зачем?

      – Затем, чтобы нельзя было прочесть.

      – Не проще было выбросить книжку?

      – Не проще. Молодым свойственно расставаться с вещами легко. Пожилые хранят в них частицу себя. И потом, не надо забывать, что Мытник был евреем, а евреи к вещам относятся более чем бережно.

      Прозвучавшая в словах полковника убедительность должна была подействовать как призыв к размышлениям.

      Уйдя в себя, реставратор какое-то время смотрел на чашку с видом человека, умеющего двигать предметы взглядом. Чашка должна была начать ползти к краю стола.

      Вместо нее дернулся Евтушенко. Выпрямив плечи, произнес:

      – На иврите, говорите?

      – Да. Мытник был евреем.

      – У вас случайно нет с собой копии?

      – Случайно есть.

      Вынув из кармана пиджака сложенный вчетверо листок, Мостовой протянул его Дмитрию.

      Евтушенко долго рассматривал листок, но потом, вместо того чтобы вернуть, подошел к шкафу и снял с вешалки куртку.

      – Надпись следует показать бабушке.

      – Чьей бабушке? – Не понимая, о ком говорит реставратор, переспросил Федор Николаевич.

      – Моей, Вере Сергеевне Евтушенко.

      – Зачем?

      – Затем, что темой ее докторской диссертации была «Царь-Книга».

      – Но ведь ты только что сказал, что в книге нет ничего такого, что могло бы заинтересовать уголовный розыск.

      – В этой – нет. Но есть другая, тайн в которой не перечесть.

      – Другая?

      – Послушайте! – Воскликнул реставратор. – Вы хотите знать секрет «Книги Царей»?

      – Хочу, – произнес Мостовой.

      – В таком случае делайте, что вам говорят. Об остальном узнаете от бабушки.

      То, насколько возбужденным выглядело лицо Евтушенко, не могло остаться незамеченным. Натасканный на изменения в психике людей взгляд полковника определил: что-то здесь не так. А коли не так, не стоит прежде времени рвать нервы. Доберемся до бабушки, а там, глядишь, и прояснится, про какую такую книжку сболтнул внучок.

      ––

      Старушка встретила гостей незавуалированным удивлением или, как отметил про себя Мостовой, со стариковской настороженностью, сквозь которую читалось: «Что за человек полковник Мостовой и почему так взволнован Дмитрий?».

      Подобного склада женщин Мостовой виде только в кино – и то когда на экране происходили действия времен Наташи Ростовой и Пьера Безухова.

      Евтушенко представляла собой класс современной интеллигенции, сумевший сохранить образ, присущий дамам высшего сословия конца девятнадцатого столетия: манера говорить, при этом четко выговаривая каждый слог. Осанка! В семьдесят с лишним со спины Вера Сергеевна выглядела так, как выглядят женщины, которым нельзя дать и шестидесяти. Особенно бросались в глаза движения профессорши – уверенные, не суетливые: само воплощение достоинства.

      Оказавшись в замешательстве, Мостовой не