Курская аномалия. Святослав Яров

мину.

      – Если ты пригласил меня, чтобы проповеди читать на тему «облико морале» и выплёскивать праведный гнев на всю пишущую братию в моём отдельно взятом лице, то я, пожалуй, поеду…

      Борис слишком хорошо знал старого друга, чтобы уверовать в реальность подобного демарша с его стороны, и, улыбнувшись, иронично покачал головой.

      – Ага… Верю… Вот прямо сейчас встанешь и отправишься восвояси? Ну-ну!

      – А что, по-твоему, сможет мне помешать?

      Зимин издевательски фыркнул.

      – Человек ты независимый – практически, лицо свободной профессии, и, разумеется, мог бы это проделать, но против некоторых веских доводов даже ты бессилен, – язвительно заметил он. – Скажу по секрету, если ты сейчас уйдёшь, то через пару минут я позвоню одному хорошему парню по имени Виктор…

      Глеб, принявшийся, было, за доставленные наконец-то неторопливым гарсоном кофе и минералку, чуть не подпрыгнул на стуле:

      – Витьке Хохлову?

      Потенциальное светило в области нейрофизиологии утвердительно кивнуло, потягивая сок.

      – Ни в коем случае! Только не это! Ты просто не имеешь права так со мной поступить! – возмутился журналист.

      Зимин с довольным видом констатировал:

      – Видишь, как просто убедить тебя остаться.

      Дело в том, что Хохлов был коллегой по цеху и извечным конкурентом Каширина. Так уж сложилось, что пути их пересекались слишком часто, особенно в последнее время. В этом противостоянии они напоминали двух собак, вынужденных лопать из одной миски – ничего личного, но, кто не успел, тот опоздал. Не то чтобы они недолюбливали друг друга – ни в коем случае! Они друг друга ненавидели или, деликатно выражаясь, испытывали лютую взаимную профессиональную неприязнь… Поняв, как дешево его развели, Глеб беззлобно рассмеялся:

      – Ух, и гад же ты, Борька! Не будь ты моим другом…

      Зимин парировал в том же ключе:

      – Ну, началось. Да, не знай я тебя с тех пор, когда мы сидели на соседних горшках, мы бы вообще не беседовали сейчас на эту тему. И хватит уже переливать из пустого в порожнее, – он оставил легкомысленный тон. – Соберись. Речь пойдет об очень важных вещах – о научной работе, на которую я лично потратил много лет. Так что, прошу отнестись к моим словам с максимальной серьезностью.

      Журналист поднял руки вверх, словно, капитулируя:

      – Ладно, ладно… Не бухти. Ты же знаешь, у нас вечно одно и то же: по полгода не видимся, а встретимся и давай в остроумии упражняться. Нет, чтобы делом заняться.

      – Всё я знаю. Поэтому, кончай выпендриваться. Давай-ка лучше, вникай в суть и мотай на ус.

      Каширин перестал улыбаться.

      – Сижу. Молчу. Слушаю. – Он смиренно сложил руки на животе, но уже через секунду снова затарахтел. – Можно последний вопрос?

      Зимин недовольно поморщился.

      – Ну?

      – Это как-то связано с дядей Ваней?

      – Если ты Ивана Степановича имеешь в виду, то – да, – вынужденно подтвердил Борис его догадку. – В