Зачем жить, если завтра умирать (сборник). Иван Зорин

в каждую щель.

      – Моя немецкая натура негодует, – выходил из себя Лецке. – И главное, в доме никто не возмущается! Спуститься, разогнать?

      – Моя еврейская осторожность подсказывает, что лучше вызвать полицию.

      Но до этого не доходило. Оба знали, что скорее, чем она приедет, подростки угомонятся. И действительно, часам к двум они расходились, оставляя на детской площадке банки из-под пива. А до этого оставалось терпеть, лежа с открытыми глазами, спасаясь Бранденбургскими концертами, которые заводил Мезряков, прокручивая чёрную виниловую грампластинку. Или заниматься любовью. После бессонных ночей чувствовали себя разбитыми и утром шли в парк. Пришла пора делиться муравьиным семействам, и в воздухе роились крылатые самки, которые лезли в сумки, за шиворот, под бейсболки, бесцеремонно щекотали подмышки.

      – Вот же устроила природа! – чертыхался Лецке.

      – Не блюдёт наши интересы, – прихлопнув на щеке мошку, смеялся Мезряков. – Похоже, ей плевать на своего царя.

      Маршрут был одним и тем же, по тропе мимо кустов, где месяц назад с пистолетом караулил Мезряков, на этом месте оба улыбались, потом, пересекая липовую аллею, выходили на Майский просек и у пруда кафе «Лебяжье» кормили лебедей. Лецке обнимал Мезрякова, склонив ему голову на грудь, как в первый раз у него в квартире.

      – Я знал, что вы этим кончите, – усмехнулись раз у них за спиной. Тот самый толстяк в майке с изображением президента, с которым когда-то здесь сцепился Мезряков. Он похлопал Мезрякова по плечу.

      – Проваливайте, – сбросил тот его руку. – Я вас не звал.

      – Вам нужна помощь. Бог от вас отвернулся, а сатана не дремлет.

      – Идите к чёрту! – вспылил Лецке.

      Толстяк снова усмехнулся.

      – А всё же лучше бы вам уехать, у нас таким не место.

      – Каким?

      – Содомитам.

      – И чем же мы вам мешаем? Тем, что не покупаем обувь, которой вы торгуете?

      – Обувь здесь ни при чём, это всего лишь хлеб насущный, – с достоинством ответил толстяк. – Речь идёт о духовном. Ваша любовь греховна.

      – А у вас любви и вовсе нет. Кстати, ближнего осуждать большой грех. И за что? Что он не такой, как вы?

      Толстяк посмотрел снисходительно. Он явно не собирался вступать в диспут.

      – Не забывайте, вы живёте в православной стране.

      – Разве? А я думал, Россия пока ещё светское государство.

      – Ошибаетесь! Россия была, есть и будет православной. Нас большинство, и вы живёте в нашей стране.

      Что возразить? Убийственный аргумент!

      Но тут вмешался Лецке.

      – Владислав, о чём с ним разговаривать! Уйдёмте!

      Они сделали несколько шагов.

      – Убирайтесь! – донеслось им вслед. – Вам отвели специальные клубы, там и вытворяйте свои мерзости.

      – Как евреям гетто? – обернулся Мезряков.

      Но Лецке уже тащил его за рукав.

      Они вышли из парка, а Мезряков