Запретная любовь. Халит Зия Ушаклыгиль

вам надоела старая тётя… Нихаль, ты не скажешь мне «бонжур»?

      Нихаль смотрела на Бюлента, который стоял рядом с Бихтер и, улыбаясь, отвечал на её вопрос. В её сердце что-то оборвалось, она отвела взгляд, подошла к отцу и протянула маленькую тонкую руку. Аднан Бей взял её руку, сжал, словно просил у дочери прощения, и потянул. Отец и дочь коротко поцеловались, потом Нихаль с неожиданным чувством, взявшимся неведемо откуда, снова протянула остроконечное лицо к отцу и хотела поцеловать в место без щетины под подбородком, куда всегда целовала.

      Бихтер шла к ней. Аднан Бей указал на мадемуазель Де Куртон и представил:

      – Мадемуазель Де Куртон.

      Молодая женщина и старая дева поздоровались. Бихтер прошла дальше и с милой улыбкой, сразу согревшей первоначальную холодность отношений приятной атмосферой любви, положила руку на плечо Нихаль, другой рукой взяла её за руку и притянула худое тело ребёнка.

      Приятный запах фиалок, исходивший от неё, окружил Нихаль пьянящим свежим ароматом весны и голова ребёнка прислонилась к груди Бихтер. Значит молодая красивая женщина с улыбкой на лице, тело которой источало свежий весенний аромат, подобно букету фиалок, была тем, чего она боялась и что мучило её бедную чистую душу в кошмарах приближавшейся ужасной катастрофы? Этот аромат словно растворял и впитывал в себя душу Нихаль. Не убирая голову, она взглянула на Бихтер, которая тоже улыбалась. В её душе, капитулировавшей перед улыбкой, теперь словно распускались розы. Тогда Бихтер сказала, слегка растягивая слоги, словно напевая песню:

      – Вы же меня полюбите? Меня будет невозможно не любить. Я так буду вас любить, так любить, что, наконец, вы тоже меня полюбите.

      В ответ Нихаль вытянула губы трубочкой, а Бихтер наклонила голову. Два тела, которым следовало быть врагами, поцеловались с любовью, возникшей за минуту, и стали друзьями. Да, они сразу же стали друзьями. Нихаль будто очнулась от страшного сна. Когда они поднимались наверх, чтобы переодеться, она прижалась к мадемуазель Де Куртон и сказала:

      – Это же так здорово, да мадемуазель? Ой! Я-то думала…

      В руке Бюлента был венок из сосновых веток, с большой аккуратностью привённый с острова, который тот собирался повесить над книжным шкафом. Он побежал вперед гувернантки и старшей сестры. Бюлент направлялся в класс и хотел прежде всего закончить это важное дело. Он толкнул дверь рукой и вдруг воскликнул от удивления:

      – А!

      Они совсем забыли, что комнаты поменяли. Влекомые неудержимым любопытством, они пошли вслед за Бюлентом. Тот неподвижно стоял посреди комнаты, не в силах поверить, что когда-то здесь были покрытые карандашными рисунками кораблей стены класса, который невозможно было привести в порядок и словно раздумывал, куда в этой элегантной спальне требовалось повесить венок из сосновых веток у него в руке.

      В комнату медленно вошли гувернантка и Нихаль. Мадемуазель Де Куртон сказала:

      – Идём в нашу комнату, сюда не нужно было заходить, – но тоже стояла на месте, желая посмотреть. Нихаль оглянулась по сторонам и сначала увидела