Стоп-кран. Дмитрий Сенчаков

на столике и даже трижды открывали кунг, чтобы пополнить экспозицию. Проданные пачки уже никто не считал. Мы выкатили грудные клетки колесом, корча из себя матёрых ларёчников. Однако в четырнадцать часов отобедавшие труженики приступили к работе, гастроном открылся, и ручеёк наших покупателей иссяк.

      Улучив минуту, я метнулся через улицу. Вернулся унылым.

      – Костя, там лежат такие же пельмени, и они дешевле.

      – Блин. Откуда они тут?

      Выругавшись, Костя пошёл будить водилу.

      На свой страх и риск мы выбрались из глуши переулков и встали прямо на проспекте у троллейбусной остановки. В принципе – место довольно малолюдное, вдалеке от перекрёстков и пешеходных переходов. Костя всё ещё опасался патруля. Разрешения на торговлю у нас, естественно, не было, да и взять его было неоткуда.

      Подвалил троллейбус. Из него, помогая друг другу, выбрались три старушки.

      – Пельмешков не хотите? – зазывает Костя.

      – Да куда уж нам с нашей пенсией? – отозвались увядшие подружки. – У нас и зубов-то уже нет.

      А сами смотрят на пельмени с такой драматической печалью, что незлое Костино сердце не выдержало. Взял со стола три пачки, раздал им.

      – На здоровье, бабушки. Не беспокойтесь. У нас ещё много!

      Из следующего троллейбуса выпрыгнул здоровенный детина в варёнке.

      – О! Ни фига-се! Пельмени… – порылся в карманах, посерел и спрашивает: – Чуваки, вы вечером тут ещё стоять будете? Чё-то я без денег совсем.

      И так оно всё закрутилось, что мы стои́м-стои́м, время идёт-идёт… Вроде что-то и продаётся, но ясности нет: то ли мы торгуем, то ли перетаптывается передвижная выставка изделий Останкинского мясокомбината. Плавно наступали затяжные сумерки, и нам стало окончательно ясно, что в первоначальный план закрались громадные изъяны. Костя опять посетовал по поводу уплывших из рук сосисок.

      – На них и спрос выше, и хранить их проще. Ведь сосиски охлаждённые, а не замороженные.

      – Хорошо, хоть моросить перестало, – пресёк я его занудство, так как необходимо было срочно что-то решать.

      Костя внимательно посмотрел на меня. Сплюнул (чего с ним никогда не случалось) и пошёл будить водилу.

      Шофёр пыхнул «Примой», что прикупил в давешнем гастрономе напротив, выругался и заявил, что только под нашу ответственность. Мы набрались неслыханной наглости. Впёрлись своим «газоном» на тротуар у самого выхода из метро «Проспект Мира» – радиальная. Костя заверил водилу, что всё будет хорошо. Но сам не был в этом уверен.

      Время было идеальным – час пик. И народ хлынул. Мы едва успевали отсчитывать сдачу. Очередь клубилась, дымилась и извивалась за здание метро в сторону Олимпийского спорткомплекса, и конец её терялся из виду. Голодный, возвращающийся домой с работы, трудовой люд брал по две пачки, ревниво испепеляя взглядом тех, кто замахивался на три.

      – Не переживай, всем хватит, – ворчал водила, добровольно впрягшийся в процесс. Завидев, что мы не справляемся,