Боб – необычный кот. Джеймс Боуэн

ему возможность уйти.

      Я спустился с ним вниз.

      – Ну, друг, иди, – сказал я. – Теперь ты свободен.

      Я махнул в направлении выхода. Боб глядел на меня совершенно непонимающе.

      «Чего делать-то?» – как будто спрашивал он.

      – Иди-иди. – Я замахал на него руками. – Иди.

      Он вперевалочку проковылял к тому месту, где обычно делал свои дела. Сделал, закопал и направился обратно ко мне: «Ну, я все сделал. Что теперь?»

      Тут я впервые подумал, что у него свои планы на будущее.

      – Ну, поброди, погуляй, – предложил я.

      Признаться, я был доволен, что он не хочет уходить от меня, но, с другой стороны, я и себя-то обеспечить толком не мог. Как тут брать ответственность за кого-то еще? Плохим хозяином я быть не хотел, а хорошим не мог.

      Этим утром я пошел работать с тяжелым сердцем. И решил – оставлю его снаружи, глядишь, уйдет сам.

      «Трудная штука – любовь», – сказал я себе.

      Бобу моя идейка явно не пришлась по душе.

      В первый раз, когда я оставил его на улице, он бросил на меня убийственный взгляд.

      «Предатель», – словно говорил он.

      Я шел по улице с гитарой, а он за мной, выписывал зигзаги по тротуару, как заправский сыщик, пытаясь оставаться незамеченным. Да только как не заметить его ярко-рыжую шерсть – то там, то здесь, он все время прыгал и извивался где-то поблизости.

      Я останавливался всякий раз, когда замечал его.

      – Ну, парень! Вали отсюда! Пожалуйста! – Я чуть ли не умолял, махал на него рукой и шикал, пока он наконец не понял, чего я хочу, и не исчез.

      Когда шесть часов спустя я вернулся домой, он ждал меня у подъезда.

      Первым порывом было не впускать кота. Но меня так тронула его верность, что я распахнул дверь, приглашая войти в дом, где он снова мог засыпать, свернувшись клубком у меня в ногах.

      Так что мы с ним как бы немного застряли в своих расставаниях.

      Каждый день утром я оставлял его на улице, а вечером, отыграв рабочий день, встречал его у двери. Стало ясно, что уходить он не собирается.

      Надо было решаться. И вот наконец я предпринял последнюю попытку – решил оставить его на улице на ночь.

      Я вывел его на улицу, к кустам, и попытался незаметно проскочить обратно. Вышло глупо. У него на кончиках усов больше органов чувств, чем во всем моем теле. Не успел я открыть дверь в парадное, как он уже тут как тут, пролез внутрь. И все же на ночь я выставил его в холл. Хотя мне было ужасно не по себе. А утром я нашел его свернувшимся на моем коврике.

      Таким манером мы промытарились с ним еще несколько дней. Моральная победа всегда оставалась за ним.

      И тогда он снова принялся провожать меня на работу.

      Сперва он дошел со мной до большой улицы. В следующий раз – уже почти до автобусной остановки. Я и проклинал его, и восхищался его упорством. С каждым днем он становился смелее. И каждый вечер ждал меня у двери.

      Что-то ж должно было в итоге произойти! И – так и вышло. Произошло.

      Однажды я, как обычно, пошел на работу. Увидел, что Боб сидит в переулке.

      – Здорово, приятель, – сказал я ему.

      Он