Авиаторы. Алексей Забугорный

уже издали наблюдая, как они отчаянно молотят педалями, спеша проскочить перекресток на зеленый свет.

      За перекрестком дорога спускалась в низину, и выводила к высоковольтной линии, вдоль которой в овраге текла речка Букпа. Подростки миновали русло и свернули вдоль него влево, скрывшись за деревьями.

      Почти пересохшее летом, русло вздулось теперь и разлилось, едва не затопив низкий берег у кронштадтской улицы. Мощный поток, закручиваясь пенными водоворотами, летел стремительно. Полиэтиленовые пакеты, тряпки, куски пенопласта, стекловата, доски и прочая прибрежная дрянь, захваченная водой, неслась по стремнине, трепетала, моталась и покачивалась, застряв в кустах прибрежной лозы.

      Я постоял на мостике, наблюдая за течением, потом свернул на грунтовую дорогу, ведущую вдоль русла к пустырю. Дорогу развезло после грозы, поэтому я спешился и зашагал по травянистой обочине. По пути меня обогнала машина с опущенными стеклами, из которой высовывались головы каких-то ребятишек и их мамаши в светлых кудрях и темных очках.

      За поворотом открылся вид на пустырь. Там пестрела толпа горожан. Подростки с велосипедами из-за спин стоящих во все глаза смотрели туда, где за толпой были два аэроплана: те самые, что утром пролетели над моим домом.

      Никогда раньше я не видел аэропланов так близко. Самолеты, на которых мы с родителями летали «на моря», были не в счет: те были строги, неприступны и безупречны, а эти, пропахшие пылью дорог и небом, напоминали больших, дружелюбных насекомых. Солнце отсвечивало от перкалевых крыльев; лопасти винтов застыли в ожидании; большие колеса, к которым пристали комья глины и сухая трава, упирались в грунт.

      Я приблизился.

      – Катать будут! – раздалось из толпы.

      – Бесплатно, говорят!

      – Даже бесплатно не полечу!

      – К кому подходить-то?

      Рядом с аэропланами была установлена кемпинговая палатка. На стенке ее помещался матерчатый плакат, гласивший: «Воздушный цирк», и еще один: «Бродячие авиаторы». Рядом стояла другая палатка, поменьше.

      У аэропланов ходил кто-то высокий и тощий. У него были впалые щеки, жесткие, щеткой, усы и пронзительно-голубые глаза, окруженные лучиками морщин.

      Одет ходящий был в технические штаны и вытертую кожаную куртку.

      – Видал? – послышалось рядом: «Бродячий цирк приехал».

      Я обернулся. За моей спиной стоял высокий худощавый мужчина с бородкой, живший в соседнем доме, который как говорили, недавно вернулся в Караганду из столицы, где пробыл долгое время. Никогда раньше я не заговаривал с ним, лишь изредка встречал по утрам, выносящего мусор, или поздно вечером возвращающегося домой подшофе.

      – Я их сегодня утром видел, – сказал я, указывая на аэропланы, – после грозы. Они прямо над нашим домом пролетели. Откуда они, не знаете?

      Мужчина пожал плечами: «Понятия не имею. Главное – как они вообще долетели в такую непогоду?».

      Тем временем из палатки вышел еще человек, невысокий и плотный, коротко