Наваждение. Ольга Юрьевна Морозова

с Терезой, но дальше этого не шло, и вот теперь… Тереза потянулась за апельсином, платье ее задралось, обнажив смуглое гладкое бедро, и тут меня прорвало… Я рывком притянул ее к себе, и начал исступленно целовать в лицо, шею, губы. Она запрокинула голову, платье сползло с плеча, и мои губы спустились ниже, а поцелуи сделались более страстными. Тереза сама расстегнула молнию, и скинула платье. На ней было ярко–розовое кружевное белье, и я краем своего разгоряченного сознания понял, что она готовилась к тому, что сейчас происходит…

      Для меня это была волшебная ночь. Ощущение счастья было таким острым и пронзительным, что мне хотелось кричать. Буря чувств переполняла меня, и я готов был прыгнуть с балкона, чтобы затушить этот пожар. Я не знаю, значила ли эта ночь для нее то же, что и для меня, она всегда выглядела немного отстраненной, но мне казалось, что моей любви с избытком хватит на нас двоих. К моему чувству примешивалась романтика чужой страны, и эта гремучая смесь кружила мне голову так, что я с трудом держался на ногах… В тот раз Тереза разрешила мне проводить ее до дома, остановившись на некотором удалении от входа.

      Потом мы еще несколько раз ходили в ту гостиницу, но на ночь мы уже не оставались. Тереза вечно спешила, боялась тетю, и все мои уговоры не оказывали на нее должного воздействия. Полностью находясь во власти своей любви, я не заметил, как прошло время. До отъезда оставалось всего ничего, и мое настроение ухудшалось с каждым днем. Я не мог себе представить, как я буду обходиться без Терезы, и не знал, что мне делать. Я до последнего не хотел говорить ей, что скоро мы уезжаем, но за две недели все–таки сказал. Мы сидели на пляже, опустив ноги в воду, и слушали шум накатывающих на берег волн. Она грустно посмотрела на меня, улыбнулась печальной улыбкой и пожелала счастливого пути. Я притянул ее к себе и стал неистово целовать, твердя, как заведенный, что люблю ее. Кажется, я что–то говорил о том, что скоро вернусь, или заберу ее, что–то донельзя глупое и вздорное. То, что я знал, никогда не будет, и потому еще более пошлое. Тереза молчала, очевидно, тоже сознавая это, но щадя меня и мои чувства к ней. Против обыкновения она не пошла домой в назначенное время, а скинула платье и позвала меня купаться. У нее не было купальника, но мы сидели в тихом месте за большим валуном, и было уже совсем темно. Я тоже скинул одежду и пошел за ней. Море ласково обволакивало разгоряченное тело, его прикосновение было теплым и приятным. Мы занялись любовью прямо в воде, потом продолжили на берегу, но грусть не оставляла меня ни на минуту. Это было что–то вроде акта прощания или расставания. Того безнадежного расставания, которое носит оттенок фатальности. В душе я пролил море слез, но ночь скрыла мою печаль, и я был ей за это благодарен. Когда мы оделись и пошли с пляжа домой, Тереза сказала:

      – Прощай. Мне было очень приятно познакомиться с тобой. – Эта фраза оглушила меня, потому что прозвучала, как в учебнике иностранного языка для начинающих. – Я больше не приду. Пока. Счастливого пути.

      – Тереза…