В кресле под яблоней. Валерий Липневич

грек – скульптурно отягощает нижнюю половину лица, Володя человек чуткий и нежный. Поэтому, вероятно, и нуждается в постоянном восстановлении равновесия между организмом и грубой средой. Свою мать, Надежду Ивановну, он до сих пор называет на «вы», даже когда с ней ругается, хотя другие братья, младшие, по-деревенски привычно «тыкают».

      Да, на месте серебряной водонапорной башни, за которой Володя тоже присматривает, находился панский дом, похожий, судя по картинке, скорее на сарай с высокой тяжелой крышей. Был построен лет триста назад и сгорел в прошлую войну. До сих пор в народе сохранилось за ним название «палац», дворец. Не столько из-за внешнего угрюмого вида, сколько из-за его начинки – обилия дорогих и красивых вещей. «Чаго там тольки ни было!» – часто вспоминал мой дед, который иногда допускался к самому пану. До войны кое-что из панских вещей можно было найти почти в каждой хате. Но все, к сожалению, сгорело вместе с деревней и самим «палацем». Хотя сегодняшние дворцы – новых и русских, и белорусов – по внешнему виду и по начинке намного превосходят тогдашние.

      Господин Е.Б. предлагал нашему Юзику пятьдесят тысяч долларов – до дефолта – плюс дом в другом месте, если он согласится оставить так бездумно занятое им историческое место. Юзик не согласился. Господин Е.Б. не расстроился: «Восстановим на том берегу! Какая разница!» Тем более что опыт аврального восстановления, в частности панской криницы, у него уже был.

      До периода активной химизации сельского хозяйства все спокойно пили воду из речки. Мягкая, вкусная вода быстро утоляла жажду. Только в самую жару или по праздникам отправлялись за родниковой водой. В дубовой позеленевшей колоде под раскидистой черемухой вода была всегда кристально чистой и холодной. Можно было долго глядеть, как плясали песчинки в пробивающейся наверх струйке. После нескольких глотков ломило зубы от холода.

      Со временем, когда после осушения болот ближнее русло реки окончательно пересохло, соседи – Баран, Грек, Бахур – выкопали криницу поближе, метров десять от дороги. Вместо колоды поставили цементное кольцо. Правда, в половодье и какое-то время после приходилось ходить к старой. Дед мой новой криницы не признал – «Смярдиць!» – и всегда посылал меня в панскую. Через некоторое время наш сосед Коля, который сейчас строит церковь, сын старого Барана, окончил строительное училище и возвел крышу над бетонным кольцом. Так возникла и существовала себе скромная криничка на дне бывшего русла, не подозревая, что со временем станет телезвездой.

      Когда поставили водонапорную башню, о панской кринице совсем забыли, дорожка к ней заросла, а возле нее в опасной близости расположился телятник, а потом и свинарник – плановое хозяйство демонстрировало свободу, недостижимую для рыночной экономики. По проекту сначала это был птичник, чего никак не должно было быть, погубили бы реку. И тут тоже не обошлось без Кучинского – он писал во все инстанции. К началу перестройки от птичника-телятника-свинарника не осталось ничего,