Бастард царя Василия. Михаил Васильевич Шелест

каблуками надетых на босу ногу коротких сапог.

      – Пойдём отсюда, – сказал государь грустно.

      – В баню?

      – Пошли в баню. Ты с нами, Фёдорыч?

      – Пойду корабли посмотрю, – буркнул Адашев, не глядя на Саньку.

      * * *

      – Я распорядился сжечь тела, – сказал Сильвестр, войдя в трапезную.

      – На божедомке4, надеюсь?

      – А где ещё?

      – Вот шуму-то будет, – проговорил, покачиваясь и пьяно хихикая, государь.

      И он и Санька за полтора часа успели основательно набраться меда. Царь с горя, Санька за помин души.

      – Грамотку я составил, – сказал Сильвестр. – Шуйский уже подписал, как очевидец. Теперь ты, государь подписывай и Санька пусть…

      – Я, пожалуй, пойду, прилягу, – сказал царь, отстраняя рукой пергамент.

      – Помочь? – Спросил Александр.

      – Сам, – отмахнулся Иван.

      Санька и Сильвестр остались вдвоём.

      – Алёшка, чёй-то больно убивается по упырям. Дочь свою Анну хотел за Никитку отдать. У того-то первая жёнка помёрла… Хе-хе-хе… За упыря… Хе-хе-хе…

      Он приложился к большому ковшу минуты на полторы.

      – Давненько я не упокоевал мертвяков.

      – Да, какие же они мертвяки, когда живыми были? Может не так всё? Упыри наоборот упитые должны быть.

      – Это только в быличках5 упыри кровь сосут, – сказал духовник. – Они души людские высасывают.

      – Так отчего же они тогда помёрли? – Продолжил Санька глумиться над священником.

      – Колдуны это, – уверенно сказал Сильвестр. – Я давно подозревал. Слишком много Захарьиных развелось. Остальные роды мрут: и в младенчестве, и от хворобы и от ратных ран, а эти… Как грибы – поганки. Колдун не умирает, а становится упырём.

      – Так что ж они умерли, то? – Усмехнулся Санька.

      – Такие упыри, что живут среди людей, прячут душу под камень и пока она там, не могут умереть. Кто-то тот камень поднял. Умерших колдунов надо сжигать. Некоторые колдуны специально просят об этом детей, чтобы упокоиться. Тех кого не сожгли, становятся упырями.

      – Во дела! – Удивился Санька. – Он уже и сам стал верить в россказни попа. Так убедительно он говорил.

      – И что теперь будет?! – Спросил он.

      – Сошлют всех на кулижки. Слышал, небось?

      – И где это?

      – Кулижки? Это очень далеко. В болотах и лесах Ладоги. Да не успеет государь. Все они в Литву уйдут. Вся челядь Захарьиных собирает монатки. Кто-то уже отъехал вперёд на Новгород. Да может то и к лучшему… Мороки государю меньше.

      Вошёл хмурый Адашев. Ни на кого не глядя, сел за стол, не снимая верхнего кафтана и шапки.

      – Чего ты, Алёшка, смурной такой? Испей мёда!

      – Пошли, выйдем, – сказал Адашев, не отвечая на слова попа.

      – Это ты кому? – Удивился тот.

      – Ему.

      – Пошли, – вздохнул Санька.

      Он накинул короткую меховую куртку с капюшоном, покрытую белым шёлком. Оказалось, что и в мороз, это лучшая ткань. Шёлк на морозе совсем не терял свойства и даже становился прочнее.

      Адашев шёл быстро в сторону