Дело побежденного бронтозавра. АНОНИМУС

то есть без русской избыточности в теле, которая так не нравилась Камакуре. Чистая белая кожа – гладкая, плотная и в то же время почти прозрачная, до такой степени притом, что под ней видны голубые жилки; тонкая талия, маленькая грудь, прямые ноги – все очень пропорционально. Портрет его избранницы венчали черные – а не белесые, как у многих европейцев, – глаза и смоляные волосы. При некотором усилии, в особенности же глядя издалека, вполне можно было счесть Анастасию японкой. Черные очи Насти были чуть раскосыми – ее род, кажется, вел свое происхождение от татарских князей. Правда, волосы цвета воронова крыла немного курчавились. Конечно, нынешние японки часто завивают кудри, стараясь походить на европейских красавиц, однако Камакура, как истый патриот, любил, чтобы волосы были прямыми.

      Впрочем, невесте своей он легко прощал небольшие недостатки. В их отношениях не было ничего от разрушительной, иррациональной страсти, зато в них было взаимное уважение. Во всяком случае, так хотелось думать Кэндзо Камакуре. В какой степени разговоры о цыплятах входили в эти уважительные настроения, сказать он пока не мог.

      Некоторые знакомые русские без всякого стеснения говорили, что японцу очень повезло, что на него обратила внимание такая барышня, как Настя. Впрочем, дело тут было не столько в везении, сколько в жизненных обстоятельствах.

      Как уже говорилось, Настя принадлежала к старинной дворянской фамилии, так что при других обстоятельствах руки ее добивались бы самые завидные женихи. Но, увы, семейство Алабышевых было не только старинным, но и обедневшим. Или, точнее сказать, разорившимся. Как оно так вышло, точно знал, наверное, один только Настин папенька, но тот, к несчастью, уже почил в бозе, да и при жизни на эту скользкую тему особенно не распространялся. Приданого за барышней не было никакого, так что на по-настоящему удачную партию рассчитывать не приходилось. В наше время, когда богатый купчик, только вчера сменивший армяк на смокинг, ценится больше, чем потомственный дворянин, не многие солидные люди готовы породниться с аристократической голытьбой.

      Таким образом, господина Камакуру с некоторой натяжкой можно было считать удачной партией. Японский «цыпленок» тоже принадлежал к знатному роду, да к тому же, в отличие от Насти, род этот никак нельзя было считать обедневшим. Встает естественный вопрос: что же в таком случае делал Константин Петрович в Санкт-Петербурге на небольшой должности служащего пароходного агентства?

      На этот вопрос можно было дать множество разных ответов – и ни один из них не был бы правдой. В России эту правду знал один только Константин Петрович и еще, пожалуй, японский консул. Сегодня, впрочем, неожиданно выяснилось, что в японский секрет посвящены и некоторые русские подданные.

      Вообще-то Камакура-сенсей никогда не входил к себе в квартиру, не приняв предварительных мер предосторожности, но в этот раз вышло иначе. Его обуревало вполне понятное возбуждение и даже восторг: сегодня он должен был стать счастливым мужем.

      Вероятно, именно