Пропавшие души. Ава Рид

вас еще по одной причине: мне сообщили, что вы не собираетесь идти домой и остаетесь в больнице, в рабочей форме.

      Доктор Гарднер внимательно смотрит на меня. На его лице сохраняется спокойное выражение, но я начинаю нервничать и ерзать на стуле.

      – Я очень благодарен вам и доктору Коллинз за работу, но не понимаю: почему вы до сих пор в «Уайтстоуне»? Разве вы не слышали моих распоряжений?

      – Вовсе нет. Слышала. Но решила провести выходной здесь, в больнице.

      – Я понимаю, что вы, как и доктор Коллинз, хотели остаться и дождаться новостей. Произошедшее стало для вас большим потрясением, это нелегко пережить, однако…

      Не в силах сдержаться, смеюсь – негромко и сухо:

      – При всем уважении, доктор Гарднер, не думаю, что вы и правда понимаете. – Понятия не имею, что на меня нашло. Слова доктора Гарднера прозвучали так, будто не случилось ничего особенного. Так, неприятность, но не страшная. А это не так. – Вы не видели, как взрывная волна отшвырнула моего друга в стену. Не слышали грохота и аварийного сигнала, не дышали дымом и не чувствовали запаха горелого мяса. Вам не пришлось обнаружить, что у пациента больше нет пульса, а у одного из ваших коллег – фибрилляция желудочков, и вы не тряслись от страха, потому что думали, что он будет не единственным. – Только сказав все это, понимаю, насколько разозлилась. Я сижу на краю стула, судорожно впившись пальцами в грязные, пропитанные потом штаны, и сказанное звенит у меня в ушах так, словно я прокричала это в мегафон.

      Я должна бы извиниться – но в голову не приходит ни одной веской причины. Я имею в виду то, что говорю, каждое слово, и мне плевать, что передо мной начальник. Доктор Гарднер не представляет, что мы с Лорой пережили за последние несколько часов. К тому же я больше не ребенок, которому можно указывать, когда переодеваться, идти домой и ложиться спать. Я не хочу – не могу вернуться туда, где мной постоянно командуют.

      Замерев, пытаюсь дышать спокойно, но у меня не очень получается. Особенно когда мой начальник наклоняется вперед, кладет локти на стол и сужает глаза:

      – Боюсь, вы меня неправильно поняли, доктор Харрис. Я хотел сказать, что осознаю всю серьезность ситуации и считаю важным, чтобы врачи и медперсонал позаботились в том числе и о себе. Особенно вы, доктор Коллинз, доктор Джонс и доктор Аван. И не только потому, что вы четверо присутствовали при взрыве или прибыли на место происшествия первыми, но и потому, что вы здесь всего несколько месяцев и еще не полностью втянулись в рутину – физически и эмоционально, – завершает доктор Гарднер. Выражение его лица смягчается, но мне все равно кажется, будто я попала в тиски. Каждая клеточка моего тела напряжена. Лучше бы он накричал на меня, сделал выговор…

      – Я беспокоюсь о вас. Разумеется, не могу диктовать, когда вам идти домой, – подчеркивает он, словно прочитав мои мысли, и это заставляет меня опустить взгляд.

      Проклятье.

      – Но я имею право определять, сколько вам работать, и направить на лечение в случае необходимости. Однако я бы не хотел этого делать. Если вы хотите кого-нибудь навестить или узнать