Он не твой. От Ада до Рая. Евсения Медведева

старый, что до сих пор помню вкус этих губ… – не выдержал я, с удовольствием наблюдая за откровенным шоком качка. Ну и у Ночки пар все-таки пошёл… Она дёрнула головой, кидая в мою сторону убийственный по своей силе ненависти взгляд. Фурия… Блядь, откуда в ней это? Эти жесткость, резкость, отчаянье… Откуда это все?

      – На сегодня достаточно, – тренер оказался мужиком понятливым, поэтому и удалился очень шустро, оставляя нас наедине.

      – Ты ещё хуже, чем был! А казалось, что хуже просто некуда! – шикнула Ночка и осела на пол, прикладываясь сочными губами к горлышку бутылки. Она глотала воду огромными порциями, выпуская тонкие струйки, стекающие по шее прямиком в ложбинку между титек. Вот бы снова ощутить их мягкость…

      Её поведение лишь распаляло меня. Такая колючая, откровенная и грубая. Она будто нарочно вкидывает спички в и без того полыхающий костер, наслаждаясь моей реакцией.

      Пиздец, блядь… Потёк мужик.

      – И не говори. Словесное недержание с детства. Привыкай, Ночка.

      – Привыкать? А зачем? – она дёрнулась, как от пощёчины, закрыла клапан бутылки и отбросила её в сторону.

      Раскинула ноги в стороны, будто в шпагате хотела растянуться, а потом резко нагнулась, прижимаясь грудью к пыльному полу ринга. Я пропустил жалостный и сильно пораженческий присвист… Тонкая ткань натянулась, облегая её задницу, будто вторая кожа. Да я, блядь, чуть копыта не отбросил, рисуя взглядом пунктир по линии её стрингов, впившихся в задницу. Ждал… Ждал, когда шов треснет и убьет меня, к херам собачьим, чтобы не мучился.

      – Ты уже завтра наиграешься и найдёшь своему больному безумию новую жертву, поэтому, Раевский, свали в туман, а?

      – Боже, что я слышу? Моя Ночка… Ты злословить научилась, что ли?

      – А все меняется, Денис Саныч, и Ночка я уже лет двадцать не твоя, и по морде теперь надавать могу, – она выпрямилась и легко вскочила на ноги. Оперла́сь руками на канаты и стала медленно опускаться, будто нарочно приближая стянутые топом титеньки к моему носу. Смуглая кожа блестела от пота, манила и лишала остатка самообладания. – Хочешь испытать силу моего удара?

      – Нет, спасибо… Ляшко своего дубась, а я мордой деньги делаю. Но моё лицо всегда к твоим услугам, – я дёрнул бровью, с упоением наслаждаясь её румянцем такого милого смущения.

      – А ты можешь делать свои деньги на южном полюсе? Там, говорят, пингвинов притесняют. Вот они тебе на лицо пусть и садятся…

      – О! А ты в курсе, чем я занимаюсь? – растянул канаты, помогая Аде вылезти. А когда она забыла об осторожности, бросил нижний как раз в тот момент, когда занесла ногу, чтобы перешагнуть. Моя Ночка взвизгнула и буквально рухнула прямо мне в руки. Прижал её к себе, скользя носом по скуле. Зарылся пальцами в волосы, забирая жар кожи, испивая аромат, пробуждающий ворох далёких воспоминаний. Другая… Совсем другая!

      – Отвали, Раевский! – зашипела она и вдруг вонзила свои ногти мне в шею. Сжимала кожу, оттягивала и улыбалась, наслаждаясь