Копье Пустыни. Питер Бретт

заметила она. – Но таковы и все, кто зашел столь далеко. Моложе большинства, но хорошего в этом мало.

      – Ты предскажешь мою смерть?

      – И дерзкий, – пробормотала она. – Возможно, из тебя выйдет толк. На колени, мальчик.

      Он повиновался, и дама’тинг опустилась рядом с ним, подстелив белый платок, чтобы не замарать свои безупречные одежды грязью Лабиринта.

      – Какое мне дело до твоей смерти? Я пришла предсказать твою жизнь. Твоя смерть касается только тебя и Эверама.

      Она достала из складок одежды небольшой мешочек из плотного черного войлока, распустила завязки и высыпала содержимое в ладонь. Джардир увидел дюжину черных камешков, черных и гладких, как обсидиан. На камешках были вырезаны метки, которые горели алым в темноте.

      – Алагай хора, – пояснила она и показала камешки ближе.

      Джардир ахнул и отшатнулся. Дама’тинг держала многогранники, вырезанные из полированных костей демонов. Даже не прикасаясь к ним, Джардир чувствовал, как в камешках глухо пульсирует злобная магия.

      – Снова струсил? – спокойно спросила дама’тинг. – На то и метки, чтобы обращать магию алагай себе на пользу.

      Джардир собрался с духом и сел прямо.

      – Вытяни руку, – приказала дама’тинг.

      Она положила войлочный мешочек себе на колени и разложила на нем кости. Затем достала острый нож с кривым лезвием, покрытым метками.

      Джардир протянул руку, стараясь унять в ней дрожь. Дама’тинг быстро взмахнула ножом и сжала края раны, пачкаясь кровью. Она взяла алагай хора обеими руками и встряхнула.

      – Эверам, дарующий свет и жизнь, молю, надели свою недостойную служанку знанием того, что грядет. Поведай мне об Ахмане, сыне Хошкамина, последнем из рода Джардира, седьмого сына Каджи.

      Пока она трясла кости, метки разгорались все ярче, просвечивали сквозь пальцы, и казалось, что она держит раскаленные угли. Она бросила кости на землю.

      Дама’тинг уперлась руками в колени и подалась вперед, изучая горящие узоры. Глаза ее широко распахнулись, она зашипела. Внезапно ей стало не до чистоты белых одежд. Она лихорадочно ползала по земле, изучая пульсирующие, медленно блекнущие метки.

      – Должно быть, эти кости побывали на свету, – пробормотала она, собрав алагай хора.

      Она снова взмахнула ножом, прочла заклинание и как следует встряхнула кости. Метки вспыхнули. Дама’тинг бросила алагай хора.

      – Не может быть! – закричала она, сгребла кости и бросила в третий раз. Даже Джардир видел, что узор не изменился.

      – В чем дело? – осмелился спросить он. – Что ты видишь?

      Дама’тинг сощурилась и посмотрела на него:

      – Будущее тебя не касается, мальчик.

      Джардир отпрянул – столько злобы прозвучало в ее голосе. Она злится на его дерзость или на то, что увидела?

      Или на то и другое? Что ей поведали кости? Он невольно вспомнил горшки, которые позволил украсть Аббану из Баха кад’Эверам. Могла ли она разглядеть этот грех?

      Дама’тинг собрала кости, сложила в мешочек и встала. Она спрятала мешочек и отряхнула одежды.

      – Возвращайся