Чудище или Одна сплошная рыжая беда. Анна Кувайкова

аж глазки выпучила от удивления. Когда ж это бомжик мой любимый успел до мозгов нехристи достучаться? Не, меня не удивляет сам факт, в конце концов, Кирилл действительно моих обидчиков не прощал никогда. И я даже не спрашиваю, откуда он все это узнал, это и ежу понятно.

      Но мне сейчас реально интересно, а когда ж он успел-то, если должен был улететь как раз позавчера?

      – Сдал, значит? – мрачно вопросила, складывая лапки на груди. И тут меня опять шокировали, со смешком затушившая окурок в жестяной банке, что гордо тащила на себе нелегкое звание моей пепельницы:

      – Нет.

      – Пардонте? – мои брови уверенно полезли к волосам. – По-моему, я туплю слегка от недосыпа. Не объяснишь?

      – Несложно догадаться, – пожал плечами стоящий напротив меня Исаев. И усмехнулся. – Кирилл был немногословен, но и я не идиот. Будь он твоим любовником, меня бы куда жестче и вполне открыто попросили держаться подальше от его девушки. А не намекали, как лучше наладить с тобой отношения.

      Мои брови в волосы все-таки убежали.

      Как там говорили раньше-то в рекламе? Шок – это по-нашему, да? Вот как нельзя лучше сейчас подходит для описания моих чувств и эмоций!

      И пока я пребывала в этом самом «шоколадном» состоянии, у меня забрали останки сигареты, затушили, осторожно обняли за талию и на полном серьезе произнесли:

      – Ань, прости?

      Вау… Таки недолго Сталин сомневался!

      – За допрос с пристрастиями в клубе, обвинения во блуде или попытку меня утопить? – на всякий случай настороженно уточнила, особо не веря в серьезность происходящего.

      – За все и сразу, – хмыкнул шатен и осторожно коснулся пальцами моего подбородка, слегка приблизив свое лицо к моему. Ух… красивый, черт. А глазки синие серьезные-серьезные такие. Ну и как тут не простить? Явно же в первый раз в жизни извиняться перед кем-то пришлось. – А за последнее в особенности.

      И, значит, поцеловал. Осторожно-осторожно так. Не прижимая к себе, не сокращая расстояния между нашими телами, но со вкусом, типа приятная добавка к извинениям.

      Стою. Жду, что дальше будет. Не отвечаю!

      Не, целуется он вся так же потрясно, даже когда пробивает почву, так сказать. Но мы-то люди гордые, горьким опытом наученные! Благими намерениями помним, куда дорожка убегает, а посему на слово не верим. Особенно всяким нечестивцам.

      Демьян поцелуйчики прекратил. Стоит, значит, большим пальцем мою щеку поглаживает, в глаза мои смотрит – ответа ждет.

      Ну я и ответила… Как умела, собственно!

      Улыбнулась. Скользнула ладонями вверх по крепкой груди под черной водолазкой, обняла за шею, притянула к себе, заставляя наклониться, и на ухо шепнула:

      – Ладно. На первый раз прощаю…

      И коленкой в живот так ра-а-аз! Ну, что б больше неповадно было!

      По болезненному стону поняла, что перестаралась. Очень! Хотя вроде и била-то несильно…

      – Печень, да? – сочувственно спросила, присаживаясь на корточки рядом с согнувшимся Исаевым. На меня в ответ посмотрели