Анна и бесконечность. Дарья Солодилова

все, кого записали в программу, соглашались, но, с другой стороны, выбор был не так широк между смертью и «скорее всего, смертью». Мы с Аланом решили выбрать «скорее всего, смерть» и согласились на операцию.

      Самый страшный момент – это наркоз, чувствовать, как он медленно начинает действовать и сознание уплывает. Нам было тогда 90 лет, терять было нечего. Мы держались с ним за руки, понимая, что этими руками уже никогда больше друг друга не подержим.

      – Алан, когда мы проснемся, я тебя узнаю?

      – Анна, ты меня всегда узнаешь, в каком бы я ни был теле.

      Да хоть во всех сразу или по очереди. Ты меня узнаешь.

      – Алан, что такое любовь?

      – Анна, любовь – это никогда не расставаться. Люблю тебя.

      – Я тоже люблю тебя. – Анна, слушай:

      «– Как больно, милая, как странно,

      Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, – Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой.

      Не зарастет на сердце рана,

      Прольется чистыми слезами,

      Не зарастет на сердце рана – Прольется пламенной смолой. – Пока жива, с тобой я буду —

      Душа и кровь нераздвоимы, Пока жива, с тобой я буду – Любовь и смерть всегда вдвоем.

      Ты понесешь с собой, любимый,

      Ты понесешь с собой повсюду, Ты понесешь с собой повсюду Родную землю, милый дом.

      С любимыми не расставайтесь,

      С любимыми не расставайтесь,

      С любимыми не расставайтесь,

      Всей кровью прорастайте в них

      И каждый раз навек прощайтесь,

      И каждый раз навек прощайтесь,

      И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг!»

       (А. Кочетков)

      Спустя неизвестное количество времени после операции я очнулась. Только чтобы понять, что я очнулась, понадобилось также неизвестное количество времени. Ни один из органов восприятия не работал. Пустота, темнота, тишина, вакуум. Ничто. Памяти не было. Мыслей не было. Слов не было.

      И даже цифр не было. Ничего не было.

      Но это «ничто» было ложью. Потому что в этом «ничто» было напряжение. Как будто что-то или кто-то наблюдает. Наэлектризованная, напряженная тишина наблюдателя. И раздались первые слова: «Что было дальше? Помнишь?»

      И пролился свет. Белый свет. А потом была вода. Бесконечная вода, сливающиеся молекулы. Вода мокрая, потому что она обволакивает, соединяет. Поэтому вода мокрая. Раздался шум. Грохот. Полился огонь, стекая в воду по скале. Огонь горячий, потому что он разрушает. Поэтому огонь горячий.

      Внутри воды что-то двигается. Двигается – значит живет.

      Это клетка. Клетка не пустая, в ней что-то есть. Она вибрирует. Такая странная. Клетка мокрая, а теперь горячая. Клетке нельзя исчезать. Так страшно. Она борется. Клетка горячая, потому что она разрушается? Нет. Клетка делится. Это жизнь.

      Теперь две клетки. Четыре. Восемь. Шестнадцать. Тридцать две. Шестьдесят четыре. Сто двадцать восемь. Двести пятьдесят шесть. Пятьсот двенадцать. Дальше не сосчитать. Но дальше не страшно. А очень интересно.

      Клетки