Я не смогу без тебя. Черненко Галина

звонили?

      – Я хотела, чтобы ты поспал. Ты же полночи и утро активничал.

      – Я не люблю спать, как ты. Мне нравитс-, когда сон прерывает жизнь. Не изолируй меня от жизни.

      – Хорошо, больше не буду.

      – Чайник давно кипел?

      – Не знаю, я что-то зачиталась.

      Дима набрал номер, и ждал, когда ему ответят.

      – Здраствуйте, Светлана Георгиевна, как там мой Сурков? Мне нужна температура и самочувствие.

      На той стороне провода его успокоили, лицо расслабилось, он налил себе чаю, и в отличие от меня блины погрел на сковородке с маслом.

      – Сегодня никуда не поедем. В больнице все нормально, так что выбирай, десять раз в кровати или один раз на улице.

      – Дима, сам то веришь в один раз? Я нет. Поэтому мне все равно, я еще утром приняла это, как неизбежность.

      – Так что ты там сказала про один раз? Не веришь? Правильно. Значит начнем в кровати, а продолжим на улице.

      – Нет дорогуша, ты сам только сейчас сказал или или, так что выбирай.

      – Семь часов. Стемнеет только через два. Пошли в кино?

      – В халате?

      – Почему?

      – А как ты меня раздевать на улице будешь?

      – Я про это забыл! Но у меня настрой на улицу, будем ждать.

      Мне то было по фигу. А Дима с его либидой и эрекцией совсем извелся за два часа. Но он время просто так не терял, он заводил меня, чтобы я готова была к этому в любом месте. Он был талантлив, у него получалось. Я уже хотела раскрутить его на веселье в кровати. Но Дима же вытерпел два часа и кровать ему была совсем не нужна, у него была другая мечта. Когда на улице стемнело, он самолично приготовил меня к прогулке, под халатом у меня был только протез. Можно было развести полы в разные стороны и приступать. Но Дима, когда мы вышли на улицу, сказал мне: "Не мечтай, что я это буду делать вслепую, халатик распахну, грудь твою целовать буду и соски прикусывать, ты же так любишь?"

      Да я уже была готова ко всему, потому что Дима и словами, и руками довел меня до грани. И он это прекрасно чувствовал. И пошли мы сразу к тридцатому дому, потому что без всяких зигзагов, он повел меня по Киевской к Карла Маркса. А почему он так сделал? А потому что Киевская была пустая и темная, и у него еще было время сделать так, чтобы меня потряхивало от возбуждения, и все вопросы отпали сами собой. Да, на Карла Маркса он вел себя скромнее, но свою активную деятельность не прекращал.

      – Дима, мы не дойдем до тридцатого дома, если ты не уберешь свои руки.

      – Дойдем, Гала, ведь больше то негде. Ну можно попробовать на Урицкого, у всех на виду. Там всегда активненько, даже ночью.

      Когда мы зашли во двор тридцатого дома, мне уже было все равно, где это делать, лишь бы быстрее. Дима гад, все сделал правильно. Хотя самому ему было еще хуже, чем мне. Все было написано на лице, хотя он думал, что я не вижу этого лица. Тьма то стояла кромешная. Светило только из окон. А я просто ждала, когда он выберет место, и прекратит и мои и свои мучения и ожидания. Хотя зачем лукавить, мучения то были сладкими, а предвкушение процесса и завершенки еще слаще.

      – Дима,