Бодлер. Вальтер Беньямин

[162].

      Образ сфинкса, завершающий стихотворение, наделен мрачной прелестью надзирателей у входа в магазины, каких еще можно встретить в пассажах.

      Бодлер был знатоком наркотических препаратов. Тем не менее от него, судя по всему, ускользнуло одно из наиболее значимых в социальном отношении действий наркотиков. Оно заключается в том, что наркоманы, находясь под воздействием наркотика, становятся очаровательны. Этот же эффект обнаруживает товар под воздействием шумящей вокруг него, возбужденной толпы. Массовость публики, благодаря которой, собственно, формируется рынок, обращающий товар в товар, усиливает очарование товара для среднего покупателя. Когда Бодлер говорит о «религиозном экстазе больших городов»[163], то неназванным субъектом этого состояния можно было бы считать товар. А «священная проституция души», в сравнении с которой «то, что люди именуют любовью, представляется поистине мелким, ограниченным и слабым»[164], может быть только – если противопоставление любви сохраняет свой смысл – проституцией товарной души. «Cette sainte prostitution de l'âme qui se donne tout entière, poésie et charité, а l'imprévu qui se montre, а l'inconnu qui passe» [фр. «Эта святая проституция души посвящает себя всему целиком, поэзии и милосердию. И в неожиданности, которое внезапно себя проявляет, и в неизвестности, которое минует»][165], – говорит Бодлер. Именно на эту поэзию и на это милосердие претендуют занимающиеся проституцией. Они вкусили тайн открытого рынка, они ни в чем не уступали товару. Рынку обязан был он своими прелестями, и эти прелести становились средствами воздействия. Именно такими описывает их Бодлер в «Вечерних сумерках»:

      A travers les lueurs que tourmente le vent

      La prostitution s'allume dans les rues;

      Comme une fourmilière elle ouvre ses issues;

      Partout elle se fraye un occulte chemin,

      Ainsi que l'ennemi qui tente un coup de main;

      Elle remue au sein de la cité de fange

      Comme un ver qui dérobe à l'Homme ce qu'il mange[166].

      [И проституция вздымает меж огней,

      Дрожащих на ветру, свой светоч ядовитый…

      Как в муравейнике, все выходы открыты;

      И, как коварный враг, который мраку рад,

      Повсюду тайный путь творит себе Разврат.

      Он, к груди города припав, неутомимо

      Ее сосет.

(Перевод В. Брюсова)]

      Лишь масса городских жителей позволяет проституции распространиться на значительную часть города. И лишь масса позволяет сексуальному объекту испытывать опьянение от той бездны очарования, которое он сам распространяет на окружающих.

      Не всякого захватывало пьянящее зрелище, представляемое толпой большого города. Задолго до того, как Бодлер написал свое стихотворение в прозе «Толпы», Фридрих Энгельс попытался живописать суету лондонских улиц. «Такой город, как Лондон, в котором можно часами блуждать, даже не приближаясь при этом к окраине, не находя и малейшего знака, указывающего на близость сельских просторов, – вещь своеобразная. Эта колоссальная централизация, это скопление полутора миллионов человек в одном месте усиливает мощь этих полутора миллионов стократно <…>. Однако жертвы, которых

163

II. P. 627.

164

I. P. 421.

165

I. P. 421.

166

I. Р. 108.