Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича. Андрей Зарин

место его поставить: дубина, право слово! Зачем тын ломают? Да для того, чтобы дорогу иметь, щучья кость.

      – Ну, ну, комариный зуд, – проворчал рыжий, – и сам знаю. А зачем ход?

      – Ход-то? Слушай! Поутру мы уйдем, я кругом обегу да через это место в сад и влезу. День прокараулю и скраду его, а скравши – к вам. Вы меня в перелеске ждать будете. Понял, что ли? – и он ткнул рыжего великана под бок.

      Тот не ответил, но, судя по тому рвению, с каким он начал своим ножом копать землю, можно было сообразить, что он и понял, и одобрил план своего косого товарища.

      Темная, душная ночь покрывала их усердное дело, и только усиленное сопение свидетельствовало об их старании. В какой-нибудь час они подкопали столб, затем Поспелко сунул рыжему в руки толстую орясину, и скоро крепкий столб выдвинулся, оторвав обшивку, и грохнулся наземь.

      – А теперь и назад, – сказал Поспелко, – надо думать, что ратные люди не доглядят до завтра, а там – ищи ветра в поле!

      – И воистину ты – Поспелко, – с чувством удивления перед умом своего приятеля сказал рыжий.

      – А ты – дубье стоеросовое! – ответил, ухмыляясь, Поспелко, но тотчас же переменил тон. – Федька десять рублей обещал?

      – Десять! – подтвердил рыжий.

      – Кому говорил-то!

      – Май сказывал; опять Распута слышал.

      – То-то! А то он живо и в нетях.

      – Ну, от нас не уйдет.

      – Из Нижнего Новгорода ушел.

      – А здесь встретился!

      Они вышли на чистый двор и, отойдя от мощеной дороги, легли под дерево на траву. Подле них огромной черной тушей лежал медведь, привязанный к дереву, и тут же на длинной привязи бродила коза. Сон сковал двух приятелей, и вся усадьба погрузилась в сон.

      Едва летнее солнце взошло на небо, как все проснулось и зашевелилось в усадьбе. Сенные девушки под досмотром более пожилой Натальи принялись за свое рукоделие, Степаныч, громыхая связкою ключей, полез по амбарам и кладовушкам, отпуская то овес, то крупу, то масло. Поднялась княгиня и со своим первенцем, в домовой церковке, под гнусавое пение и чтение дьячка, жившего у них при усадьбе, стала слушать обедню. Потом она отпустила Мишу с несколькими девушками поиграть до полдника, а сама пошла в свой терем и села за пяльцы.

      – А где скоморохи? – спросила она свою постельницу.

      – Ушли, матушка-княгинюшка, чем свет ушли, – ответила та.

      В тереме наступила тишина; только слышно было, как костяная игла с легким скрипом проходит через материю да мухи с жужжанием носятся по душной горнице. Из раскрытого окна стал уже вливаться знойный воздух, когда княгиня со стороны сада услышала тревожные переклики девушек, приставленных к Мише, и вдруг вскочила, охваченная неясным предчувствием горя. Минуту спустя она стояла на крыльце, бледная, взволнованная, и ее волнение мигом передалось всей дворне.

      – Где же, где? – повторяла в нетерпеливом томлении княгиня.

      Дуня повалилась ей в ноги и завыла в голос.

      – Матушка-княгиня, бей нас, слуг негодных!.. Упустили мы нашего сокола, найти не можем! Может – шалит, может – беда приключилася.

      – Миша! – не своим голосом закричала княгиня и вмиг очутилась