Поход самоубийц. Илья Попов

щели.

      – Чего, грызуна испугался? – ухмыльнулся толстяк, повернув голову к хлыщу и опустив оружие.

      – Пошел ты, – огрызнулся тот, смахнув со лба пот. – Сам-то едва штаны не обделал… Ох ты ж! Глядите-ка – похоже, та бабенка и впрямь колдунья.

      Двоица приблизилась к бочке с черепом.

      – Магия крови, – сплюнул на землю толстяк и оглянулся на Птаху; после он склонился над останками, с любопытством разглядывая нарисованный на желтоватой кости знак. – Костром ты тут уже не отделаешься, подстилка демоническая – это четвертование, да и то, если судья окажет тебе милость.

      – Ты б поосторожней был, – с опаской произнес хлыщ, наблюдая за тем, как его друг чуть ли носом не уткнулся в черепушку.

      – А то что? – усмехнулся толстяк и засунул указательный палец в раскрытые челюсти. – Думаешь, он меня сейчас цапнет?

      Хлыщ не успел ответить, так как в черных колодцах пустых глазниц возгорелись два ярко-оранжевых огонька. Раздался тошнотворный хруст, словно бы под чьим-то сапогом сломалась сухая ветка. Толстяк приблизил ладонь к глазам, взглянул на окровавленный обрубок – и взревел от боли.

      Птаха же в одно мгновение скинула плащ и привычным движением выхватила кинжалы.

      Глава 4

      – Господин?..

      Гессер оторвал глаза от бумаг и взглянул на слугу – немолодого мужа, тщетно пытающегося прикрыть разрастающуюся плешь остатками волос – застывшего в дверях.

      – К вам посетители. Трое. Они отказались называть свои имена, но сообщили, что вы хорошие знакомые.

      – Что ж, – вздохнул Гессер и налил себе вина; кажется, вечер переставал быть томным. – В таком случае, пускай войдут. Нечего держать гостей за порогом.

      Кивнув, слуга исчез в коридоре. Через несколько мгновений перед Гессером действительно сидели трое.

      По левую руку устроился полный мужчина лет сорока, с густой рыжей бородой и пышными усами, сложивший руки на животе. Одет он был в коричневую хламиду до пола с необычайно широкими рукавами. Волосы его были курчавые, густые, отливали медью, темно-зеленые глаза искрились теплым светом, с лица же не сходила легкая улыбка, словно бы он думал о чем-то невероятно приятном.

      Справа устроилась худая невысокая женщина, возраст которой в равной степени мог как едва коснуться третьего десятка, так и перевалить за полтинник. Острые скулы ее едва не рвали кожу, с лица не сходило презрительное выражение, точно она случайно вступила в кизяк новенькой туфлей, золотые волосы были стянуты в тугую косу, белесые брови почти сливались с бледной кожей. Одевалась она на мужской манер: короткую черную куртку с высоким воротом, того же цвета узкие штаны и высокие сапоги.

      Середку же занял долговязый парень с коротким ежиком темных волос. Под потрепанным плащом у него была простая котта, которую мог позволить себя даже не самый зажиточный бюргер. Лицо парня, как и костюм, было ничем не примечательно. Встреть такого на улице – позабудешь, едва успеешь отвести взгляд.