Однажды Трубадур. Лис Арден

девиц, не имевших иной заботы, кроме как о собственном теле да об угождении своей госпоже. Количество же служанок не поддавалось исчислению. И все они, все до единой, в свой час становились добычей Бернара; увы, славный тулузец оказался неисправимым бабником и готов был бежать даже за юбкой, надетой на дерево. А поскольку он был статен, хорош собой, обходителен и болтлив, то служанки в Омела были попросту обречены. Кроме одной.

      Ее звали Тибор, она прислуживала одной из придворных девиц. Родом она была, как и Гильем, из Каталонии, и за внешней сдержанностью прятала весьма горячий нрав. Когда Бернар только начал обхаживать ее, девушка весьма ясно дала ему понять, насколько несбыточна его надежда уединиться с нею в укромном уголке. С первого раза Бернар ее не понял, и пришлось втолковывать ему эту непреложную истину повторно. Но тулузец не унимался.

      Бернар подстерег Тибор, когда она зачем-то спустилась в поварню.

      – Ну, будет тебе ломаться, красотка, – он вынырнул из-за большущей хлебной печи, обхватил ее за плечи. – Я ж не отступлю, клянусь спасеньем души!

      – Легко клясться тем, чего нет! – Тибор оттолкнула Бернара, – Отстань!

      – Ни за что! – Не так-то легко было избавиться от возбужденного и желанием, и отказом жоглара. Он наступал на девушку, как кот на мышку, пока она не почувствовала спиной теплый бок печи. Тогда он, не снизойдя к беспомощности, прижал ее бесцеремонно, словно девку в подворотне, и начал целовать отворачивающееся лицо, одновременно задирая юбки и стаскивая с плеч сорочку. Собрав все силы, Тибор все же вырвалась и, увидев нехороший огонь в глазах обидчика, отчаянно оглянулась, наугад шаря вокруг руками. Под руку ей попалась здоровенная деревянная лопата, из тех, которыми вынимают из печи хлеб. И со всего размаху девушка огрела Бернара этой лопатой по голове.

      Раздался смешной деревянный звук: лопата треснула, а распаленный кавалер медленно сполз на пол.

      – Пррроклятье… – он держался за голову, словно боясь, что она развалится напополам. На его лице застыла смесь изумления, злобы и боли. – Ах ты…

      И вслед убегавшей Тибор полился поток ругательств, грязных, как свиной закуток.

      Школяры укладывались спать в общей комнате, разложив на полу плотные соломенные тюфяки. Почти все они уже храпели, устав за долгий день, один Гильем медлил, не гасил свечу, ожидая загулявшего друга. Наконец, Бернар, перешагивая через спящих, прошел к своему тюфяку, заботливо разложенному другом, и, усевшись, принялся стаскивать через голову рубаху, что-то злобно бубня себе под нос.

      – Что на этот раз? – Спокойно поинтересовался Гильем.

      – Что?! – Из складок материи вынырнуло бледное, перекошенное лицо Бернара.

      – Я спрашиваю, что приключилось? Опять приставал к Тибор? О-о-о… – Гильем только сейчас заметил огромную багровую шишку, украсившую лоб жоглара.

      – А я