Яхта «Ада». Александр Кормашов

до бухты Кариес. Путь по берегу Воложки был намного короче, но об этом не могло быть и речи. Не было также речи о том, чтобы идти прямиком через остров. Мои кроссовки остались в болоте, и осокой порезало перепонки кожи меж пальцев. Спекшаяся там грязь превратила ноги в две чурки-трамбовки, но ступать по песку оказалось вполне терпимо. Неприятности доставляло лишь искривленье позвоночника и внутреннее желание, задрав левое плечо вверх, идти боком, как краб.

      Так что, походка моя была одинаково неэстетично-небыстрой. Все это требовало еще одной дозы вранья. Но она легко верила, и это сильно облегчало задачу. Простота и наивность, думал я про себя, а себя уже считал Князем Лжи.

      На Старой Волге мы сделали небольшой привал, искупались. Весь западный берег острова представлял собой длинный пляж, далекий калмыцкий берег через Старую Волгу был ровен и пуст, как стол, и выжжен до верблюжьей колючки. Даже не верилось, что вот прямо здесь, за спиной, только сделай сто шагов за деревья, буйствует тропический рай.

      Она вернулась из-за деревьев, неся в пригоршне черные мохнатые ягоды.

      – Это едят?

      – Ежевика. Съедобно. Ешь.

      – Там палки колючие, – пожаловалась она, переступая ногами, носки на которых уже порвались.

      Я смотрел на калмыцкий берег и продолжал думать о своем, но зароненную мысль о еде оказалось не так просто изгнать. Рядом послышался шорох. Мимо нас ползла черепаха. Я встал и опрокинул ее ногой. Она полежала с минуту камешком, а затем выгнула назад голову и, елозя по песку задними лапами, попыталась сделать мостик на голове и одной задней лапе – чтобы перевернуться. Я уже знал, что черепахи отлично делают мостик. Только у этой почему-то не получалось. Может, песок был слишком сух и сыпуч. Намучавшись, черепаха поползла к воде на спине. Боком. На голове и одной задней лапе. Умное животное черепаха. И живучее. Раз я хотел попробовать черепашьего супа. Отрубил голову, а она поползла. Не голова, естественно, а сама. И ползала, ползала, все кругами, кругами. Тогда я перевернул ее на спину. И вдруг она стала переворачиваться. Без головы пыталась сделать мостик на голове. Какой мог быть после этого суп?

      – А что тебя правда зовут Илион? – вдруг спросила она.

      – И чего?

      – Ничего, я просто подумала, или я, или он…

      Подумала, подумал я.

      – А тебя, действительно, Ада?

      – Вера.

      Мы шли по берегу Старой Волги. Не рука об руку, разумеется, но вполне рядом.

      Постепенно я стал к ней приглядываться. Это раньше в ней чувствовались одни килограммы. Хотя, наверное, она не была тяжелой. Наверное, не очень тяжелой, если нести ее на спине. На плече – тяжелее и неудобней. Неудобство происходило от ее тазовой кости, которая стукала по моей ключице. Ощущение – будто в котлете все время попадается кость. Бог ты мой было даже думать о ней как о женщине!

      Но она ей была. И была красива – на второй взгляд. На первый – нет. На второй – да. Такие всегда красивы, когда к ним приглядываешься. Как к картине в музее. Наверно, все потому, что у нее была