Ни слова маме. Эмбер Гарза

по своему животику.

      Она часто себя недооценивает, но в этот раз как-то по-другому. С горечью. Внешне она пошла в отца. Ей достался и его обмен веществ. И с формами ей повезло куда больше, чем мне. Чуть смуглая кожа, большие светлые глаза, пухлые губы, темные кудрявые волосы. Только открываю рот, чтобы сказать, какая она красивая, как воздух сотрясает детский крик. Брови Кендры поднимаются, в теле появляется напряжение.

      – Если хочешь, я схожу за ним.

      Махнув рукой, она отказалась:

      – Не. Все в порядке. Сейчас вернусь.

      Но когда она выходила из комнаты, я заметила, насколько тяжелая у нее походка, как она напряжена.

      Кендра никогда не умела принимать помощь. Мучить себя – вот что у нее лучше всего выходит.

      Пока ее нет, решаю заправить салат. Дым от гриля, густой и серый, окутал окно. Заправив салат, наполняю кувшин ледяной водой и ставлю его на столешницу рядом с раковиной.

      За спиной раздается детское бормотание, оторвавшись от своих мыслей, поворачиваюсь.

      Кендра вошла, держа Мейсона на руках лицом вперед. Одетый в ползунки, болтает ножками. Во рту соска. Глаза широко открыты, щечки розовые.

      – Эй, кто это пришел? – умилилась я. Вытянув руки, сказала: – Ну же. Иди к бабуле.

      Никогда не думала, что из меня выйдет «бабуля». Кендра, беременная Мейсоном, однажды спросила, как меня называть: бабой, бабушкой или бабулечкой. Хорошенько подумав, в конце дня я объявила, что буду «бабулей».

      Не перестаю удивляться.

      Взяла Мейсона на руки, невольно заметила на лице Кендры облегчение. От него пахло влажными салфетками и слегка детской присыпкой. Провожу носом по волосикам на голове – макушка мягкая и нежная.

      Открывается дверь. Входит Хадсон с тарелкой курицы в руках. Как из выхлопной трубы, за ним тянется дым. Свободной рукой закрывает дверь, но светло-серые струйки все равно попадают в кухню.

      – Он жив, он жив! – проходя мимо ребенка, пропел Хадсон, словно актер из фильма про Франкенштейна.

      Покачивая Мейсона, я сказала:

      – Плохой дядя!

      Хадсон поставил тарелку на столешницу, неспешно подошел к племяннику и начал щекотать его под подбородком. Мейсон жмурился от удовольствия.

      – Славный. Видимо, в дядю пошел, – подмигнул Хадсон.

      Кендра усмехнулась.

      – Да неужели!

      Я и забыла, как мне этого не хватало. Подшучивания. Подтрунивания.

      Нас прерывает стук в дверь, я немного злюсь. Знаю, что это Тео, ничего против него не имею. Но он пришел, и теперь общение пойдет по-другому. По характеру он скорее как Кендра. Интеллигентность, граничащая с высокомерием. Задумчивость и немного молчаливости. Не то чтобы я ожидала, что Кендра выйдет за весельчака вроде Хадсона, но я была бы этому рада. Может, это бы ее раскрепостило.

      – Извиняюсь за опоздание, – входя в дом и сверяясь с часами на запястье, говорит Тео. На нем брюки и рубашка, волосы уложены гелем на одну сторону. Должна признать, выглядит хорошо. А еще он вежливый: целует меня в щеку и благодарит за приглашение.

      Мейсон