Страж неугОМОНный. Алексей Александрович Стопичев

о краю полянки среди деревьев мелькнули чёрные тени. Раз, два, три… пять! Похоже, все оборотни дикого выводка собрались здесь. Отлично! Я захромал ещё сильнее и ломанул в проём двери, жалобно выкрикивая:

      – Господи, помоги!

      И когда услышал шуршание лап на поляне, радостно усмехнулся. Нелюди попались. Потому я спокойно прошёл в центр часовенки, и лицом ко входу присел на камень, служивший когда-то алтарём. Волколаки ворвались внутрь, радостно порыкивая, и тут же остановились, налетая друг на друга. Казалось, сломленная жертва бежит в панике, объята ужасом и вот на тебе – спокойно сидит и курит, поглядывая на вход. Жертва, то есть, я, выдохнул клуб дыма и заговорил:

      – Чего застыли, псы? Заходите, давайте! Вы нападать думаете, или где?

      Самый крупный ликантроп, судя по всему, вожак безмозглой стаи, раззявил пасть и пролаял:

      – Кто… ты…

      – Твоя смерть, пёсик, – ласково ответил я оборотню, и, когда тот прыгнул, целя в моё нежно-любимое горло, резко развернулся, одновременно выхватывая посеребрённый клинок. Вожак жалобно визгнул и тут же захрипел. А вот сами попробуйте повизжать с перерезанным горлом. Остальные волколаки застыли вначале, но потом, как я и предполагал, кинулись скопом на меня. Тупость ликантропов в зверином облике давно в поговорки вошла, и сейчас пёсики не подкачали, оправдывая все стереотипы. Двое столкнулись в полёте, третий был сбит одним из столкнувшихся, и лишь четвёртый почти попал в меня. Но не успел, так как скоропалительно умер от обезглавливания. От этой же причины умер ещё один оборотень, а двое оставшихся кинулись было вон из часовенки, но я уже стоял на выходе и продолжал ласково улыбаться. Сознаюсь, что забрызганные кровью волколаков руки и костюм немножечко контрастировали с милым выражением моего лица, но тут уж не я был тому виной. Я, как настоящий спецназовец, всегда предпочитаю вежливость.

      – Вы куда, пёсики? Охота только началась, а вы бежать? – я картинно опёрся на полуобвалившийся дверной проём.

      Ликантропы переглянулись и заскулили. Похоже, даже в их отупевшие от перекидывания головы дошло, что на этой облаве охотники явно не они. Один волколак метнулся по часовенке, ища выход, но я-то знал, что выход здесь один. Ещё днём тщательно всё разведал. Стены тут толстенные, высотой от пяти до семи метров. Два уцелевших оконных проёма слишком узки, чтобы через них можно было выскочить. Потому волколак ожидаемо вернулся к своему сотоварищу, наклонил голову и прорычал:

      – Вып-пусти!

      – Чего вдруг? – удивился я, – Вы тут уже столько народу положили, что в любом случае вас смертная казнь ждёт.

      Говоривший волколак взвыл вдруг, и огромным прыжком кинулся в проём. И даже успел выскочить. Правда, без головы. Та, отделённая от тела моим клинком, осталась на пороге, жалобно подрагивая ушами. А тушка по инерции вывалилась из часовни. Я ласково посмотрел на последнего ликантропа и спросил:

      – Тоже будешь пробовать?

      Тот жалобно заскулил, оглядываясь на подельников, уже сдохших и трансформирующихся обратно в людей. Развернулся и забежал за камень, на котором я совсем недавно сидел. А после удивил даже меня. Трансформировался, и из-за камня вышел, вернее, вышла, молодая ещё женщина. Довольно симпатичная и абсолютно обнажённая. Она протянула жалобно руки и произнесла с надрывом:

      – Господин! Я не виновата! Вожак стаи заставлял устраивать охоты!

      – Верю, – кивнул я, – Сам часто вру.

      – Клянусь, что это правда, – волколачка даже слезу в голос подпустила, и так подняла плечики, что её груди качнулись довольно… кхм, соблазнительно. Тут сверху раздался выстрел, и голая женщина упала, захлёбываясь кровью. Кстати, пуля вошла красиво: прямо в середину груди. Со стены упала верёвка и по ней ловко спустилась Герань со своим ружьём. Тряхнула своими каштановыми волосами и спросила насмешливо:

      – Поплыли, ваше благородие?

      Слово «благородие» девушка произнесла с явной насмешкой, я тяжело вздохнул из-за столь нарочитого пренебрежения субординацией, но смолчал. Зато гмур, спустившийся вслед за Геранью, сказал укоризненно:

      – Ох, договоришься, девка! Останешься без вознаграждения когда-нибудь!

      – Да я сиськи покажу, он и своё отдаст, – гоготнула Герань, упираясь ногой в умершую ликантропшу и ловко обезглавливая топориком подстреленное исчадие.

      – Да я лучше доплачу, чтобы не показывала, – нарочито небрежно ответил я. А когда Герань вспыхнула, повернулся к гмуру: – Валет, обыщи всех на амулеты и кольца, да зови Пыха, пусть ищет по следам их логово! Чую я, добыча должна быть хорошей!

      Гмур кивнул, распрямился, надул щёки и засвистел резко, пронзительно, так, что у меня уши на мгновение заложило. Герань от неожиданности даже на попу шлёпнулась, но тут же вскочила и заорала на Валета:

      – Чтоб ты пропал, недомерок!

      – Я-то – венец природы, – напыжился Валет, – Это ты – каланча-переросток! Недоразумение полное!

      Назвать стрельца, вернее, стрельчиху, в которой росту хорошо, если метр-шестьдесят каланчой – явный перебор для кого угодно, кроме гмура.