In the Mood, или незабытая мелодия. Ольга Вербовая

тебя, ты же к Нему ушла!

      Ты у Него – поющим, летящим ангелом стала!

      …тьма. Горит свеча. Уже догорает. Пахнет нагаром. Мерцают грязные, после скудного одинокого ужина, тарелки. Светится старым серебром вилка, рядом с ней молчит нож. Это не нож Ромео. Это просто старый столовый нож. Он никого не убьет. Я, знаете, не очень-то люблю мыть посуду. Иной раз оставляю в раковине: до утра. Ложусь, натягиваю простыню до подбородка, а сама горько и весело думаю: а может, утра-то не будет.

      Метель бесится за окном. Метель, косматая Азучена. Метель, безумная Сантуцца над мертвым телом Туридду. Я боюсь того неотвратимого мига, когда свеча затрещит, ярко вспыхнет и сгаснет. Но я не протягиваю руку к лампе. Я не хочу мертвого света. Я хочу света живого. Только – живого. Всегда – живого. Хочу боли. Хочу любви. Хочу правды.

      Безответная на угрозы… куда ей вздумалось, летит…

      …спасибо! ты у меня была…

      …поздно.

      Никита КОНТУКОВ

      г. Подольск, Московская область

      Для звуков сладких и молитв

      Когда он открыл глаза, в ушах у него звенело. Колокольная музыка славы преследовала Темникова даже во сне: он выходил на сцену под треск и ливень аплодисментов и, вкусив их сладостный яд, чувствовал себя в родной стихии – лёгкий, подвижный, быстро устанавливающий контакт со зрителями. Он был не просто музыкант, колотивший по клавишам рояля, но и артист, привыкший к импровизации, не стеснённый размерами кадра и строгостью кинематографической рамки.

      Темников никогда не изводил себя на репетициях, не выплёскивался, не доходил до последней черты. Он не забалтывал текст, чтобы темперамент публичного выступления не уступал репетиционному. Взойдя на эстраду, каплевидную, помпезную, он садился за рояль белого цвета. И начиналась игра…

      В эти мгновения Темников не думал ни о чём, кроме звуков, которые он умело извлекал из инструмента. Мысли о гонорарах, о чьей-то лучшести, о своём месте в истории, – всё отходило на второй план. Потом он кланялся и блестящими от счастья глазами смотрел в зал, где знатоки и любители, поднявшись со своих мест, устраивали ему продолжительную овацию. Темников просыпался.

      Иногда ему снились кошмары: он стоял перед зрительным залом, как пригвождённый, и не мог вымолвить ни слова. Пауза затягивалась. Он словно разучился говорить, только мычал и издавал какие-то невнятные звуки. Публика начинала скучать. Люди, утомлённые ожиданием, подавляли зевки, вставали со своих мест и уходили один за другим, словно музыканты в «Прощальной» симфонии Гайдна, которые, завершая свои партии, задували свечу и сходили со сцены и в самом конце оставались лишь первые скрипки.

      А Темников всё мычал, не говорил совсем, только пускал слюни. Он пробовал что-нибудь сыграть, собрав пачку нот, но пальцы ему не повиновались, не могли воплотить его замысла. Да и рояль уже не рояль, а какая-то деревянная коробка без клавиш. Зал пустел. Темников просыпался, обливаясь холодным потом. Больше всего