Букет белых гортензий. Гейл Хилл

я вообще не помню, чтобы видел тебя плачущей. Кто тебя обидел?

      Жадно сделала глоток воды, шмыгнула носом. Помолчала.

      – Ромка… Он сделал Оле… Он ее в жены берет, понимаешь? Не меня! Ее! Почему? Почему он меня не любит? Я такая некрасивая? Плохая? Меня нельзя любить? Что со мной не так? Я ведь ему и так, и сяк намекала на свои чувства. А он… Он все равно эту каргу старую любит, а не меня… Может, я просто настолько ужасна, что со мной можно только дружить?

      Тема не знал, что ответить Ане. С одной стороны, он понимал ее чувства. Подростковая влюбленность всегда такая сильная и яркая, ощущается острее. Аня ведь все еще большой, но подросток. Но, с другой стороны, неужели она думала, что Рома ее полюбит? Да, он хороший, но исключительно друг ей. О какой любви могла идти речь?

      – Тебе нужно успокоиться, сестричка, – тяжело вздохнул он. – Ты не ужасная, очень красивая и тебя можно любить. Тебя любят, я знаю. Просто ты не видишь, потому что влюблена в Ромку. Солнышко, пойми, ну, не твой он. Не для тебя. У него есть другая. Не убивайся так. Будет у тебя еще так много таких Ром, что отбиваться устанешь. Тебе нужно перестать его любить.

      – Мне не нужны другие Ромы, я этого люблю, – слезы самопроизвольно текли из зеленых глаз, капая на шею Теме. – Пусть эта Оля его разлюбит, и он ее. И все он для меня, ничего ты не понимаешь!

      – И как ты собираешься сделать так, чтобы он ее разлюбил? Анюта, это сейчас звучит очень глупо и по-детски.

      – Я найду способ!

      Больше не плакала Орлова. Смыла в ванной комнате слезы и макияж и вернулась к брату. Открыла шкаф, начав прикладывать к груди один наряд за другим, и чем дальше двигались наряды, тем более откровенными они становились.

      – Нет, – отрезал Тема, – это не сработает.

      – Сработает! – была уверена в капитуляции Кравцова Аня.

      – Я тебя никуда не пущу в таком виде. Имей в виду, наденешь хоть одно из этих подобий платьев, запру тебя в комнате. Не веди себя как идиотка.

      Хоть Артем сам любил, когда девушки одевались откровенно, но позволить своей родной сестре так позориться и выставлять себя в ужасном свете, он не мог. Зачем? Рома все равно ее выгонит. Спать он с ней не станет.

      – Не лезь! Это моя жизнь! – наплевала на присутствие брата, скинула с себя одежду и быстро надела платье с ярко выраженным декольте. Длина платья… Его и платьем не назовешь. Так, подобие. Накрасила губы и глаза. Поярче, чтобы привлекать внимание. – Скажешь кому-то, что я плакала, особенно Ромке, я тебе руку сломаю. Ты знаешь, я могу.

      – Ну и дура ты, Анька, – злился брат. – Телефон хоть старый возьми, чтоб связь со мной держать. Переживать буду, ты же в образе шлюхи, вдруг кто-то захочет проявить свою мужскую харизму.

      Вытащила из ящика старый смартфон, всунула в него симку. Посмотрела на себя в зеркало.

      «И правда дура», – решила Орлова.

      Все-таки сняла платье. Надела джинсы и бадлон. Питерские ночи были холодными. Смыла боевую раскраску.