Освобождённый. Сергей Петрович Волошин

это видишь.

      – Низкий индекс читаемости – это ведь ещё не показатель негодности материала, – пожимая плечами, возразил Макс.

      – Да пёс с ним, с тем индексом читаемости, мой друг! Я и есть твой самый, что ни на есть главный индекс. А я недоволен тем, что ты изо дня в день приносишь в редакцию одни и те же банальные нудные отчёты из жизни этих спортсменов, актёров, певцов и прочих, мягко говоря, лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, – размашисто жестикулируя руками, словно делая телевизионное заявление, выпалил директор. Потом достал из наколенного кармана широких джинсов- джоггеров пачку сигарет и протянул Максу. Тот решительно отказался. – Молодец. Уважаю. Ты ещё и не пьёшь. Как бы мне всё это бросить? Научи.

      – А я и не начинал, бросать нечего, – натянуто улыбнулся Гущин, при этом подтянул живот, выпрямил упругую грудь, напряг мышцы рук, чтобы директор обратил внимание на его спортивную фигуру.

      – Какие положительные люди трудятся у меня в коллективе. Но порой не понимающие будничных вещей, – Арсений Викторович устало затянулся сигаретой. – Вот, смотри, за прошедшую неделю ты сдал три статьи. Первая про какого-то провинциального подмосковного певца, упорно пробивавшегося на сцену, но так и не пробившегося из-за козней чиновника минкульта. Вторая о никому не известной актрисе «Современника», которая, бог ты мой, сама воспитывает двух детей. Как будто она одна такая на всю Россию. А третья статейка про хоккеиста, который перенёс очень сложную операцию и, о, чудо, вышел на площадку. Это и есть жизненные истории? Ты знаешь, я в юности тоже занимался хоккеем, в Союзе им полстраны занималось. Всё было доступно – и катки, и коньки, а клюшки так вообще два рубля стоили. Так вот, я, наверное, каждый месяц что-то себе ломал, и потом вполне успешно выходил на лёд и продолжал играть. В чём история, которая должна заинтересовать всю страну? Которую прочитает не только хоккеист, его родители и лечащий врач, но и простая домохозяйка где-нибудь в Воркуте или Ставрополе. Не уловил?

      – Не совсем, – признался Макс, смотря в глаза Арсению Викторовичу.

      – Понимаешь, я не требую от тебя каких-то супер-пупер историй о том, как пекарь дядя Вася женился двадцать раз и зачал тридцать сыновей. Нет, это в некоторой степени глупо и даже пошло, – директор закатил глаза, сжал свободную от сигареты руку в кулак и спросил: – Они ведь сами тебе звонят и пишут, так ведь? Это они заинтересованы оказаться героями твоей рубрики, а не твоя рубрика и твой читатель нуждается в них?

      – Иногда да, – согласился Макс.

      – Почти всегда. Поверь, я знаю эту публику. Если не они сами, то отрабатывают их пиарщики. А нам нужны просто честные истории. Из самой жизни, – Арсений Викторович подошёл к окну приёмной, взглянул на мелькающие за стеклом силуэты куда-то спешащих людей и мчащихся машин, и показал на них пальцем. – Мне нужны истории отсюда. Когда ты последний раз просто выходил в город, сидел на скамейке, общался с обычными гражданами, покупал у бабушки пирожки