Крах всего святого. Илья Попов

на телегах или просто одинокие путники, устало бредущие по широкой дороге с нехитрой поклажей наперевес. Иной раз тех, кто шел пешком, обгоняли прикрикивающие всадники или запряженные резные повозки, оставляя Мелэйну, Джейми и Стефана глотать пыль и с завистью смотреть вслед – старого худосочного ослика, которого Стефан умудрился выиграть в карты, им не так давно пришлось продать, так как почти два месяца они мотались без дела, не в состоянии найти мало-мальски приличную работенку и перебивались с воды на репу.

      Вдалеке показались конники с развевающимся знаменем и спустя некоторое время мимо их троицы проехали вооруженные солдаты: шлемы, похожие на котелки, кольчуги поверх шерстяных туник, щиты и мечи. Один из них держал в руках высокое древко с черным стягом, колыхающимся на ветру. Золотые нити изображали двуглавого ворона: каждую из голов венчала корона, а клювы сжимали по ключу. Если Мелэйна не ошибалась, герб принадлежал новому королю – не сказать, что она была сильна в геральдике, но память у нее была неплохая – так что перед ними, скорее всего, были люди короны.

      Мелэйна, Джейми и Стефан шли молча, пока последний не начал мурлыкать себе под нос мотив какой-то песни. В конце концов, он откашлялся и загорланил во весь голос:

      В рианской деревушке жила крестьянка Мелла,

      И к двадцати годам своим уж много, что умела!

      Дарила радость каждый день бродягам и солдатам,

            Своей молочной кожею и круглым толстым задом…

      Джейми не преминул присоединиться к другу и вот они запели уже в две глотки – хриплый, слегка отдающий в нос голос Стефана, и низкая глубокая втора Джейми. Слыша их нестройное пение, Мелэйна поначалу пыталась сохранить серьезное лицо, но на четвертом куплете прыснула со смеху и тоже начала подхватывать окончания строчек, которые невольно успела выучить за то время, что вместе с друзьями провела в трактирах и харчевнях.

                 Некоторые люди, мимо которых проходила их троица, недоуменно смотрели им вслед, а то и вовсе шарахались в сторону, осеняя себя полукругом, но Мелэйне было наплевать – пусть думают, что хотят. Она больше не жрица и вольна делать все, что хочет. Распевать неприличные песни, спать под открытым небом и пить вино с теми, кого ее аббатиса, поджав губы, презрительно нарекла бы «безродными бродягами».

      За одной песней последовала другая, а за ней – третья. Стефан, казалось, знал весь репертуар кабацких менестрелей, а если и забывал слова, то тут же на ходу заменял их нескладными строчками собственного сочинения. Спустя несколько песен слегка повеселев и изрядно охрипнув, все трое пересекли крепкий мост и вот вдалеке показались городские стены. В город они прошли без проблем, смешавшись с толпой крестьян, что везли в город кувшины с молоком и маслом, зелень, птицу и прочую снедь – и вот, обождав свою очередь к большому навесу, где за столом сидел сборщик пошлин, их троица уже вышагивала по мощеным улицам Мьезы с изрядно опустевшими карманами.

                 Путь