Полуночное солнце. Рэмси Кэмпбелл

зато умножая число вопросов, на которые дети должны были отвечать без запинки, чтобы на них не наорали или даже что-нибудь похуже. Бена ждало первое Рождество без родителей, и он чувствовал, что его горе только и поджидает момента, чтобы выплеснуться наружу. В некоторые ночи, когда он молился перед фотографией, губы у него так дрожали, что он не мог даже шептать.

      В оставшиеся до Рождества недели тетушка изо всех сил старалась утешить его. В первые выходные декабря она развесила по дому украшения, балансируя на верхней площадке стремянки, которую Бен придерживал за ножки. Впервые в жизни она купила елку, норвежскую ель высотой с Бена. Та наполнила дом прохладным хвойным ароматом, и на ковре заблестели хвоинки, как от деревьев из Леса Стерлингов в их доме в Старгрейве, но все было не так, хотя Бен не мог определить, в чем именно. И платные Санта-Клаусы в универмаге: толстяк, чихавший так же часто, как хохотал, и худой, которому была велика борода, – никак не помогли воскресить радостное предчувствие, охватывавшее его в это время года в Старгрейве, хотя оба они гладили его по голове и бормотали что-то невнятное, как и положено таким Санта-Клаусам, когда он просил принести ему астрономический телескоп. Он знал, что это просто люди, наряженные так, как тот, кого не существует, но причина была не в этом – он еще на прошлое Рождество узнал, что Санта-Клаус ненастоящий.

      Вскоре мистер О’Тул взялся готовить школу к праздникам. Когда вы будете открывать подарки и есть рождественские угощения, надрывался он, надо думать о Сыне Божьем, отправленном на землю страдать, потому что люди стали такими греховными, что никакая меньшая жертва не смогла бы искупить их грехи. Он утер слюну с губ большим носовым платком из грубой ткани и обвел актовый зал покрасневшими глазами.

      – Неужели у вас нет души? – возопил он, едва не срываясь на визг. – Все подходите по очереди к яслям и думайте о благословенной матери Христа, которой предстояло увидеть своего единственного сына, подвергнутого бичеванию, увенчанного терновым венцом и прибитого к кресту, где он умер, испив уксус вместо воды. И я увижу слезы еще до окончания собрания, а если нет, я знаю, как их вызвать!

      Ясли размером и формой напоминали кроличью клетку. Обложенную соломой колыбель окружали три одинаковых овечки из игрушечной фермы, два пластмассовых пастуха и Дева Мария с посеревшими от слоя пыли волосами. Над всем этим великолепием висела вырезанная из фольги звезда, один луч которой печально обвис. Колыбель и спеленатый младенец в ней были непомерно большими для такого окружения, и Доминик уверял Бена, что, если младенца посадить, он вякнет «ма-ма». Но сейчас, тащась мимо яслей, Доминик все-таки испустил тяжкий вздох.

      – Достань носовой платок, мальчик, – проворчал директор вполголоса, похоже, не без зависти одобрив представление Доминика. Перед Беном оставалось всего три девочки, которые почти разом зашмыгали носами, и Бен вдруг понял, что окажется первым ребенком, не сумевшим заплакать, неспособным отреагировать на ясли, нелепое наполнение которых, похоже, было проверкой