Вслед за тенью. Книга вторая. Ольга Смирнова

в уши:

      – Чёрт! Аккуратней… Не делай резких движений…

      Я была настолько обескуражена, что даже острая боль, словно причиненная гигантской раскаленной иглой, притупилась, оставив стойкое послевкусие тягучей ломоты. Выдохнула сквозь сжатые зубы, распахнула глаза и поймала на себе взгляд зеленых напротив. В них, шальных и потемневших от похоти, улавливалось недоумение и что-то ещё, чему я сейчас была не в состоянии дать определение.

      – К чему были байки с контрацепцией? Играете по-крупному, Миледи?

      Он злился. И я не понимала, почему.

      – Не понимаю… Что значит «играете по-крупному»?

      – Ставка на девственность – отличный ход!

      – Что вы имеете в виду? Я не делала ставок…

      Мне не ответили. Задумались. Но отпускать меня не спешили… Стало зябко. Где-то в самой глубине – у самого сердца. И только давящее тепло его тела, снова прижатого к моему, и крепкое кольцо рук, не позволявшее двинуться ни на сантиметр, не давало возможности окончательно замерзнуть.

      Я опустила веки, словно уличенная в тяжком преступлении, не в силах выдержать этого пристального взгляда. Тяжелого. Кажется, сожалеющего о чем-то. И словно обвиняющего меня в заговоре вселенского масштаба.

      – Я… я не думала…

      – Правда? И часто это с тобой случается? Открой глаза.

      – Что… случается? – уточнила я, повиновавшись приказу. Именно приказу – не просьбе.

      – Не думать, – разъяснил он.

      – Да вы… Вы… Да как вы можете?! – вдруг выпалила я, даже не стараясь скрыть обиду. Обиду на то, что посмели усомниться в моей честности. Обиду на то, что оказались не в состоянии увидеть меня настоящую.

      – Могу что? – В тоне его голоса послышались нотки холодного гнева и какой-то жесткой иронии. Сарказма.

      – Как вы можете во мне сомневаться! Мне не в чем перед вами оправдываться!

      – Детский сад какой-то… – бросил он, недовольно скривив губы.

      Глаза его теперь блестели недобро. Нет, не от дикого гнева, как у Юрки в тот чертов вечер… Гнев того, кто меня сейчас обвинял, был холодным. Не отпугивающим, но холодным настолько, что сердце снова кольнуло ледяным осколком. Я вдруг почувствовала себя несчастной. Самой несчастной на свете. Во мне просыпался страх, но это был страх не за свою безопасность или даже жизнь, как тогда. Во мне разрастался страх потерять что-то важное. Вернее, того, кто стал важным за эти два дня. Сердце вдруг сжалось от отчаяния. Какого-то иррационального отчаяния, и я физически чувствовала, как оно впивалось в меня цепкими коготками и будто раздирало на куски.

      Перед глазами вдруг «замороси дождь» и стали проявляться слабые контуры моего злосчастного дерева. Теперь я смутно видела обвиняющие глаза напротив. Их застилала навязчивая картинка. С каждым мгновением она проявлялись все чётче. Наполнялась объемом. «Оживала». Дерево обрастало листьями. Шум ливня усиливался и грозил стать невыносимым.

      – Отпустите