Настенька. Книга вторая. Кровавая княжна. Элина Лунева

не удивительно, что при виде всего этого изобилия мой рот тут же наполнился слюной, а в животе заурчало. И только моя гордость и тренированная выдержка не позволили мне накинуться на еду, словно оголодавшая бродяжка. Напустив на себя отстраненный вид, я аккуратно отломила от вкусно-пахнущего каравая небольшой кусочек, мазнула по нему мягким чуть подтаявшим сливочным маслом и медленно с достоинством положила в рот, не торопясь пережёвывая.

      Одна из девушек тут же пододвинула к столу резной стульчик, чтобы я смогла усесться, а вторая наполнила деревянный кубок сбитнем.

      Я внимательно посмотрела на них. Надо бы запомнить этих двоих, так как не было на их лицах ни презрения, ни раздражения, а только забота и сочувствие. А вот другие смотрели с явным неудовольствием. И внешне эти двое как-то выделялись на фоне остальных. Более скромные наряды, отсутствие дорогих украшений и перстней, коих было в изобилие у других девушек. И смотрели те с высокомерием и даже плохо скрываемым превосходством. В их движениях читалась явная неохота мне прислуживать. Всем своим видом они показывали, что делают это по принуждению.

      Интересно, кого же послали прислуживать княжеской невесте? Возможно это какие-нибудь боярышни или дочери богатых купцов или военноначальников?

      А между тем, день клонился к вечеру. Две мои конвоирши настойчиво сопроводили меня в соседнюю комнату, где под тяжелым пологом располагалась высоченная кровать.

      Одна из товарок протянула ко мне руки, дабы помочь раздеться.

      – Сама, – резко осекла её я.

      – Не положено, – сурово ответила женщина, но руки всё-таки убрала.

      Сейчас мне было глубоко начхать, что положено, а что нет. Мне хотелось лишь одного – поскорее остаться одной, и чтобы все, наконец, оставили бы меня в покое.

      Обложенная со всех сторон подушками и укутанная одеялами, в летнюю-то жару, я наконец осталась одна.

      Сначала думала, что не усну. Но, видимо мой организм решил иначе. Изрядно измотанная прошлой бессонной ночью, да и дорогой из своей деревни в Дмитров, я тут же погрузилась в крепкий тяжелый сон. Всю ночь мне снилась какая-то муть. То причитания Матрены рвали мне сердце, то плач сестер Морозовых. А ближе к рассвету мне приснился Ветер. Он стоял и просто смотрел. И было в его взгляде что-то такое…, такое странное, толи обида, толи злость.

      А утром началось и завертелось. Сначала в комнату вошли обе мои конвоирши, затем дюжина молодых девушек, среди которых были и вчерашние лица. После них в помещение прошаркало несколько бабок в черных балахонах и каких-то монашеских уборах. Они тут же уселись на лавку под образами, перекрестились и затянули молитвы и церковные песнопения.

      Меня снова купали, и снова причёсывали, а затем одевали. А вот одевали меня часа два, не меньше. Я за это время вновь успела вспотеть, устать и очень сильно проголодаться.

      – Есть хочу, – тихо выдохнула я, ни к кому особо не обращаясь. Сейчас бы Казимир уже и стол бы накрыл с теплыми лепешками, медком, да мягким сливочным маслицем.