Житие Федора Абрамова. Николай Коняев

когда-нибудь нашу любовь? Или только я навсегда спеленан ею?

      Хотел пройти на горочки старой дорогой, что идет от беляевского дома. Нет дороги – распахано. На горках едва не запутался в кустах татарника-молочая.

      Ну, куда ты бредешь в прошлое? Нет возврата к прошлому»[38]…

8

      В школьные годы таких стихотворений Федор Абрамов не писал.

      Совершенно другую любовь воспевал он тогда:

      Врага разбили. Над страной

      Взметнулся дым тяжелых домн

      В кипучей жизни трудовой

      Серго металла стал Нарком.

      Любопытно проследить в этом стихотворении, опубликованном 4 марта 1937 года газетой «Лесной фронт», развитие образов «красной могилы». Сияние своего солнца – красной могилы, осененной приспущенными знаменами, обретает в стихотворении конкретную личностную наполненность:

      От нас ушел, Серго любимый,

      Но воля в нас кипит его

      За каждым винтиком, машиной

      Тебя мы чувствуем Серго…

      Через двадцать лет, 15 мая 1956 года, обдумывая самоубийство Александра Фадеева, Федор Абрамов запишет в «Дневнике»: «Но хорошо и то, что верх взяла правда, вернее, полуправда. Ведь было же время, когда об Орджоникидзе, покончившем самоубийством, писали, что он умер в результате болезни сердца. Подписи врачей – все по форме. И видный государственный деятель, хорошо зная, что в гробу лежит человек с пробитым черепом, с глубокой скорбью рассказывает о продолжительной сердечной болезни дорогого товарища Орджоникидзе».

      Интонационная неуверенность как бы размывает тут смысловую очевидность, и то, что легко постигается умом, не может быть принято сердцем.

      Абрамов конца пятидесятых, как литературовед достаточно высокого класса, понимает, что истинная, не подвластная течению времени мифология, не может базироваться ни на откровенном обмане, ни на полуправде, которой пытаются замаскировать этот обман.

      «Смерть Фадеева – умри он как гражданин – могла бы стать самой гениальной книгой современности», – утверждает он. Почему? Да потому, что «с именем Фадеева в советской литературе связано понятие – оптимистическая трагедия. Герой, умирая, утверждал своей смертью победу».

      Но – увы! – «самой гениальной книги современности», нового мифа не возникнет. Судьба Фадеева не выдержала необходимого для этого усилия. «Он умер, как трус»…

      Миф оказался разрушенным еще до его воплощения…

      Верх взяла полуправда хрущевского десятилетия, и расставание с красной могилой, которой пытались заменить святыню подлинную, проходило в Федоре Абрамове и его сверстниках гораздо мучительнее и болезненней, чем расставание с подлинными святынями.

      «Медленно и бесшумно ступая по выстланной дерном дорожке, я подошел к ограде, открыл калитку.

      Что такое? Где могила Архипа Белоусова?

      Шесть фамилий выбито на лицевой стороне пирамидки, и только третьей среди них, совсем затерявшись в этом списке, – фамилия Белоусова…

      Все так же, как

38

Абрамов Ф. Дневники. 3 августа 1958 года.