Сахарный вор. Нэнси Мауро

он просто владел им. Но я не стала об этом говорить. Я была не в том положении, чтобы вставать между Энцо и его отцом. К тому же мы приехали.

      Если честно, я испытала легкий приступ ностальгии, когда мы въехали на парковку. Пекарня по-прежнему занимала целый городской квартал. Высоко над входом медленно вращалась вывеска пекарни, как и всегда. Ее распухшие очертания наводили на мысль о потрепанном дирижабле, который мог бы опуститься на проезжую часть Мемориал-авеню в особенно ветреный день. Обращенная к нам сторона вывески гласила: Bennett’s bakery. Когда доска повернулась другой стороной, мы прочитали:

НЕТ НИЧЕГО ВОЛШЕБНЕЕ,ЧЕМ «ПЕРСИДСКАЯ»!

      Над надписью была изображена восьмилетняя я в образе джинна, скрестившего ноги и левитирующего, держа в руках розовую булочку.

      Но вывеска не удержала мое внимание надолго. Само здание, некогда простое строение из красного кирпича, сделанное по меркам обувной коробки, претерпело кардинальные изменения. Фасад был срезан и заменен стеклянными стенами и потолком, достойными магазина Apple.

      – Вау. – Это было первое слово, сказанное Полом с тех пор, как он сел в машину.

      – Круто, правда? – Энцо повернулся, чтобы посмотреть на меня. – Мы немного поменяли все тут.

      Внутри стеклянной коробки, вдоль здания, на виду у всех находилась конвейерная лента по производству «Персидской». Каждая деталь хромированного оборудования была извлечена из задней комнаты, отполирована до блеска и выставлена на всеобщее обозрение.

      Пол опустил окно и поднял камеру.

      Утром за «Персидской» всегда стояла очередь, но сегодня она тянулась от главного входа, пересекала фасад и огибала заднюю парковку.

      – У вас такая очередь каждую субботу? – спросила я, впечатленная.

      Усы Энцо дернулись.

      – Они здесь из уважения. К твоему отцу. Или ты забыла, что он умер?

      Я посмотрела на него в ответ.

      – Как я могла забыть? – Но его слова были ударом под дых. Напоминанием о том, что теперь я, как и всегда, была аутсайдером. Нежеланной, ненужной.

      Глава четырнадцатая

      Сабин, 1990

      Я была немного оглушена тем, что происходило вокруг. Грохот и свист машин казались зловещими, а люди, сидящие в них, – громкими обезьянами. Они не были очарованы мной, как женщины в кондитерской напротив. Отец усадил меня в конце длинного рабочего стола.

      – Закатай рукава, Саби. – Он указал на горку муки на столе.

      Я не понимала, какое отношение мои рукава имели к выпечке, но подчинилась. Моя лучшая версия заключалась в том, что магия – способность превращать влажное тесто в горячий пористый хлеб – должна находиться где-то в рукавах моего маленького синего вельветового джемпера.

      Это была идея бабушки – сводить меня в пекарню, чтобы вытащить из дома Джулии. С момента нашего приезда я стала меньше есть, что, как сообщит вам любая итальянская бабушка, является симптомом неизлечимой болезни. Но чего еще они ждали? Я сменила шумный общий стол девочек и юных послушниц в аббатстве на столовую, отделанную деревянными панелями, где обедали на фарфоре