«Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4. Отсутствует

шатра в сопровождении нескольких рабынь, которые ее поддерживают, выходит Гекуба, опираясь на высокий посох. Ее волосы густы и сплошь в серебряных нитях седины – они подрезаны. Одежда темная и бедная. В темных глазах проблескивают затаившиеся искры.

      Гекуба

      О молнии Зевса! О мрачная ночь!

      О, зачем среди теней твоих

      Это виденье?

      О царица Земля. Возвращаю тебе,

      Сновидений мать чернокрылых,

      Призрак ночи, твое исчадье…

      Сына, который таится во Фракии, дочь Поликсену,

      Милую дочь, ты в виденье, вселяющем ужас холодный,

      Сердцу явила.

      О боги земли, спасите мне сына.

      Нашей ладьи якорь последний,

      Он один под кровом отчего друга

      В этой фракийской земле

      Снеговершинной храним.

      Новое что-то

      Близится, точно песня, полная слез,

      К сердцу, полному слез:

      Так никогда оно не дрожало

      Без перерыва от ужаса, сердце мое.

      Если б, о девы, теперь нам

      Гелена вечного, если б

      Сон объяснила Кассандра.

      Где она, где?

      Видела: лань я пятнистую будто, к коленям прижавши,

      Тщетно от волка спасаю – нет жалости в пасти кровавой.

      А потом… а потом – новый ужас:

      Над вершиной могильной

      Встала тень Ахиллеса – она

      Из троянок несчастных – одной

      Для гроба просила…

      О боги! Спасите мое,

      Мое спасите дитя,

      Вас молю я, мою Поликсену.

      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

      На орхестру спускается хор из троянских пленниц.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ ХОРА

      Хор

      На крылатых стопах мой покинут шатер:

      Я украдкой к тебе, Гекуба,

      От постылого ложа, где жребий меня

      Оковал, далеко от Трои,

      Ахейца рабыню с злаченым копьем

      И лова его добычу.

      Но я бремени муки с тебя не сниму…

      Мои вести – новое иго,

      И сама я, царица, – зловещий герольд.

      На собранье людном данаев,

      Говорят, решено Ахиллесу твою

      Дочь зарезать. Слыхала ль: горя

      Кольчугой, он встал над гробом?

      Это он и ладьи на волнах удержал,

      А у них уж ветрила вздувались тогда,

      Напрягая канаты, – и царь возопил:

      «О, куда ж вы, могилу мою

      Обделив, куда ж вы, данаи?»

      И волны сшибались в пучине вражды,

      Где эллинов мысли двоились.

      Одни копьеносцы кричали: «Дадим

      Могиле девицу», другие:

      «Не надо» – кричали. Меж них

      И ложе был вещей вакханки твоей

      Почтивший – Атрид Агамемнон.

      А против вздымались две ветви младых

      На древе Афины – две речи лились

      И волей сливались единой.

      Шумели герои, что надо венчать

      Могилу свежею кровью;

      Что стыдно для ложа Кассандры – копье

      Ахилла унизить, шумели.

      Но чаши весов колебались еще,

      Пока сын Лаэрта, чей ум

      Затейливей ткани узорной,

      Чьи