Операция «Сентябрь». Сергей Трифонов

мародёрствовал на Виленщине и в Белоруссии, избегая прямого столкновения с немецкими частями и полевой жандармерией.

      Зимой 1943–1944 гг. батальон АК под его командованием принимал участие в боях с отрядами украинских националистов-бандеровцев на Волыни. Отличился крайней жестокостью. В ответ на уничтожение бандеровцами польских сёл и хуторов аковцы Шперковича выжигали украинские сёла и деревни, не оставляя в живых ни малых, ни старых. Затем командование АК вновь перебросило Шперковича на Виленщину, и летом сорок четвёртого, во время наступления Красной армии, он со своим отрядом пытался захватить ряд населённых пунктов в пригороде Вильно и установить там власть «лондонского» польского правительства.

      В ходе боестолкновений с частями НКВД, сотрудниками НКГБ и военной контрразведки «Смерш» значительно поредевший отряд ушёл в леса. Шперкович под бело-красным знаменем Речи Посполитой и лозунгом «Виленщина для поляков» начал заниматься обычным уголовным бандитизмом. Да ещё воевать с литовскими бандитами.

      Вот и в последней сводке говорилось, что неподалёку от Ошмян бандиты Слона намеревались ограбить литовский хутор, но напоролись на хорошо вооружённую группу литовских «зелёных братьев», грузившую на подводы изъятые на хуторе продукты. Прибывшие на уже догоравший хутор милиционеры и взвод внутренних войск обнаружили тела двух поляков в старой форме Войска Польского и двух литовских бандитов. И литовцы, и поляки так быстро покинули место боя, что ни трупы не унесли, ни оружие, даже подводу с битыми курами и двумя мешками овса бросили.

      Лейтенант Каулакис, перебирая фотографии, сделанные на разграбленном и сгоревшем хуторе, внимательно рассматривал две из них.

      – Товарищ капитан, – он протянул фотографии Стойко, – гляньте, это отпечатки протектора или «виллиса», или «доджа». Помните, вчера на совещании у подполковника Савельева капитан Нестеров докладывал, что в Вильнюсе у разграбленной антикварной лавки тоже нашли следы похожих протекторов. Он ещё сказал, что на протекторах сохранилась красная глина.

      Стойко взял фотографии и, поморщившись, заметил:

      – Рисунок протекторов сходится, но не разобрать, что там на них.

      Каулакис порылся в ящике с вещдоками, извлёк пакет из плотной бумаги, помеченный криминалистами особым шифром, высыпал содержимое на газету.

      – Вот она, красная глина, товарищ капитан, – лейтенант сиял, словно медный самовар.

      – Интересно, – Стойко размял пальцами кусочек глины, – кто же угнал машины, литовцы или поляки?

      В дверь постучали. Вошёл молоденький, лет двадцати двух, невысокого роста, худой, но плечистый старший лейтенант милиции, вскинул руку к козырьку и доложил:

      – Товарищ капитан, докладывает старший лейтенант милиции Иваньков. Вчера вечером военные из сапёрного батальона опознали по протектору угнанный у них «додж». Капитан Нестеров велел передать вам копию акта опознания машины, – старший лейтенант