Колдовской оберег. Марина Иванова

кивнула.

      – Тогда к столу иди, расскажу, что делать надо.

      3

      Девочка вот уже полтора часа стояла под окном дома и не решалась зайти. Ей казалось, да нет, она знала наверняка, что в доме произошла трагедия. Откуда пришло это знание, она и сама объяснить не могла, знала и всё тут. То ли запах у беды особый, то ли слух уловил неестественную и неживую тишину, но стояла девочка, никак решиться не могла к порогу шагнуть.

      Она замёрзла, довольно тёплый весенний день сменился вечером, холодным и хмурым, и таким же одиноким, как этот вечер, казался родной дом. Девочке было невыносимо страшно, хотелось плакать, кричать, повернуть этот мир вспять, хотя бы на несколько часов вернуть время назад. Туда, где ещё не случилась трагедия, где на кухне мама с дочкой пекли тонюсенькие кружевные блинчики, смеялись, пачкая друг друга мукой, и не нависала безмолвной угрозой тень самой настоящей беды.

      Не подойти к телефону, не снять трубку, отказаться, в конце концов, от предложения друга сыграть в новую «бродилку». Но нет…

      – Мам…, – тянула девочка, когда всё ещё было хорошо, – Я добегу до Пашки, ему отец крутую игрушку купил, я хоть одним глазком взгляну…

      – Ясенька, солнышко, – обняла дочь молодая женщина, поцеловала в темноволосую макушку, – Посидела бы дома, поздно уже.

      – Да где ж поздно-то? – ворчливо спорила девочка, выворачиваясь из материнских рук. – Посмотри за окно, мам, ещё светло совсем. Да и Пашка рядом живёт, если дворами идти, то всего-то три минуты. А если бегом, то полторы. Ты даже заметить не успеешь, что меня нет, я туда и обратно, нигде задерживаться не буду.

      – Ну хорошо. Иди. Только обещай мне явиться через час.

      – Может, полтора? – хитро улыбнулась Яся.

      – Уболтала, плутовка. Беги, беги к своему Пашке.

      Порывисто обняв мать и подхватив с тарелки румяный блинчик, девочка умчалась одеваться. Знать бы тогда! Знать бы!

      Они жили на окраине города, в заводском посёлке, где блочные высотки спокойно соседствовали с деревенскими домишками – не город, не деревня, да и жизнь была соответствующей, не настроенной на современный лад. Носились по улицам ватаги детворы, играя в прятки и казаки-разбойники, гоняли на велосипедах, разрисовывали девочки классиками щербатый асфальт, прыгали через скакалку и резиночку, крутили обруч. Кричали из окошек родительницы, зазывая домой загулявшихся чад, и никто из местных родителей не боялся отпускать детей на улицу, те, сбиваясь в стайки, до темноты бегали по тихим дворикам.

      Яся жила с мамой в деревенском доме, бегала в школу на соседнюю улицу, после уроков спешила в музыкальную студию и была вполне благополучным ребёнком, если бы не одно «но», так отличающее её от сверстников. Девочка частенько видела то, что только должно произойти, а также многое из того, что уже произошло. Мама с раннего детства внушала ей, чтобы никому и никогда не говорила она о своих способностях, уверяла, что от них только беды ждать, и Яся настолько привыкла скрывать свою особенность, что никто даже не догадывался о таковой.

      Она