В обнимку с Петербургом. Наталья Смирнова

года,

      Будь то лето, зима или поздняя осень-

      Каждый раз, словно в храм, мы приходим сюда

      Поклониться таланту великого Росси.

      История одного сновидения

      Одна из главных легенд о Медном всаднике связана с Отечественной войной 1812 года. Над Санкт-Петербургом нависла угроза вторжения наполеоновских войск. Русский император Александр Первый распорядился отправить Медного всадника в Вологодскую губернию. А проживавшего в то время в Петербурге майора Батурина стал навязчиво преследовать один и тот же сон: Пётр Первый съезжает на коне с постамента и скачет к императорскому дворцу. Встретившись со своим праправнуком Александром Первым, он грозно говорит: «Молодой человек, до чего ты довёл мою Россию. Но пока я на месте, моему городу ничто не угрожает.» С этими словами Пётр возвращался на Сенатскую площадь и вновь вставал на свой постамент. Узнав про этот сон, впечатлительный император приказал отменить эвакуацию памятника, оставив Петра на привычном месте. Наполеоновские войска в город не вошли. В годы Великой Отечественной войны Медный всадник также остался в городе. Ленинградцы верили: пока Пётр на своём месте – враг не сможет взять город…

      Легенда старая так гласит:

      Майору приснился сон —

      Покуда Пётр на посту стоит,

      Врага не пропустит он.

      И даже в пекле блокадных дней

      Все помнили, как один:

      Поскольку Пётр на своём коне —

      Наш город непобедим.

      Мы свято верили в этот знак

      В пылу роковой борьбы.

      Уж коли Пётр завещал нам ТАК,

      То городу вечным быть.

      И вы, потомки грядущих лет,

      Запомните сей завет:

      Покуда Пётр на своей земле —

      Врагу на ней места НЕТ!

      По следам монферрана

           Я сегодня проснусь поутру очень рано…

      Когда милый мой город во тьму погружен.

      И тихонько пройдусь по местам Монферрана,

      Где далекою юностью хаживал он.

      По Дворцовой пройду, тишину отмеряя,

      Где вздымается ввысь Александровский столп.

      Сердце бьется в груди и слегка замирает,

      Ощущая следы Монферрановских стоп.

      От Дворцовой сверну на Большую Морскую,

      А потом, задержавшись на Синем мосту,

      Буду долго смотреть, трепеща и волнуясь,

      На любимый Исакий, его красоту.

      Не спеша обойду эту чудо-громаду,

      Каждой клеточкой чувствуя отзвук времен,

      И как тень проскользнув на его колоннаду,

      Затеряюсь в тиши средь гранитных колонн.

      Осторожно поглажу блокадные раны,

      Те, что враг отпечатал, осколком задев.

      И слегка улыбнусь хитрецу-Монферрану,

      Увидав на фронтоне его барельеф.

      В целом мире аналог найдется едва ли.

      (За задиристый слог не браните меня).

      Вот уж солнце встает, купола засияли,

      И Исакий проснулся для нового дня!

      Перед ним на дыбы взвился конь Николая,

      Но никак не догонит лихого Петра.

      За сию красоту без конца