Неокантианство. Десятый том. Сборник эссе, статей, текстов книг. Валерий Алексеевич Антонов

феноменология, в немецкой философии произошло еще одно существенное изменение: неприятие метафизики стало ослабевать.

      Это отвращение с силой интеллектуального инстинкта повлияло почти на всех мыслителей второй половины XIX века и до сих пор оказывает влияние на старшее поколение.

      Неокантианские течения в большинстве своем всегда были категорически против всякой метафизики. Кант обычно предстает перед ними в роли разрушителя всякой метафизики. Особенно ярко это неприятие выражено у Риэля и Когена, а в некоторых случаях усиливается до презрения и ненависти. Ранним исключением был Фолькельт, который считал метафизику неизбежной, не производящей особого впечатления. Позитивизм (Mах, Zienen), за исключением прагматизма, и сегодня не приемлет никакой метафизики и выступает против нее с той старой антипатией, которая так характерна для конца XIX века. Если фактичность психических процессов обычно рассматривалась как законное основание для существования соответствующих психических явлений, то борьба с метафизикой велась как раз наоборот, с аргументом, что все метафизические идеи носят чисто субъективный характер и поэтому не имеют никакого права на существование. В частности, Риль показал связь между психологическим характером философа и его метафизическим взглядом на жизнь. В исследованиях по истории философии также предпринимались попытки понять великие системы прошлого с точки зрения психологической совокупности их создателей, при этом акцент делался на эмоциональных факторах, а интеллектуальные аспекты систем иногда отодвигались на задний план. Борьба с метафизикой достигла своего апогея в «Дильтее».

      Он является представителем иррационалистического скептицизма. Он считает, что все системы, возникавшие в истории, можно свести к трем основным типам, которые зависят от исходных позиций мышления. Если мыслитель исходит из внешнего мира, данного в чувственном восприятии, то он приходит к позитивистско-материалистической системе. Психическая жизнь рассматривается по аналогии с материальными событиями. Мир предстает как каузально замкнутое целое, в котором господствуют только причинно-следственные связи, а все ценностные понятия не имеют объективного смысла. Если же мыслитель отталкивается от эмоционального отношения к миру, то он предстает перед ним как выражение высшего смысла. Оно приобретает внутренний ценностный контекст. Это позиция объективного идеализма. Наконец, если исходить из опыта воли, то мы приходим к убеждению о свободе и суверенности духа по отношению к природе. Это позиция идеализма свободы. Наблюдение самого мира по аналогии с волевым опытом человека приводит к теизму. Дильтей считает, что между этими системами невозможно определиться. Они стоят рядом на равных позициях и являются неопровержимыми. Вследствие иррационального характера реальности они фактически совместимы друг с другом в своих противоречиях.