Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга пятая. Евгений Иванович Пинаев

его и визга, однако же берег и стволы тех сосен, заносимые снегом и орошаемые ледяными брызгами, что успели покрыть сахарной глазурью выпуклые лбы валунов, превращают тошноту в ощущение прибытия на знакомую и чем-то родную посадочную площадку прошлого. А голова раскалывалась. И не только у меня. Аркаша закряхтел немощно и окликнул – я проснулся и понял, что это гудят наши мачты, опутанные тенётами снастей. А барк-то покряхтывает, трётся боками, вздрагивает знобко, будто хочет оторваться от причала. А может, от верстового столба, чтобы поскорее ринуться к следующему? Но правильно заметил досточтимый Герман, что «всего трезвее и хладнокровнее человек рассуждает по утрам, когда только что проснётся», и хотя «образ действий» кажется ему «всё таким же безупречным… но лишь в теории». Мол, вся загвоздка в том, что из него получится на практике. Воистину так!

      – Мишка, давай, за ворота, да по кружечке пивка, ась? – замогильным голосом предложил Аркаша, силясь воздвигнуться над койкой.

      – Так с вечера флаг отхода на мачте!.. – загробным голосом простонал я, мигом поддаваясь соблазну.

      – До бочки два шага – успеем промочить горло, – заверил он и с неожиданной прытью стал натягивать штаны и башмаки.

      …Вернуться успели, когда матросы Гавалса начали поднимать трап. Эх-ма! Рванули, как борзые, взяв старт с места в карьер. Майоров, стоявший за спиной Генки, показал нам кулак и покрутил пальцем у виска, но мы, взбодрённые элем, уже вспорхнули на палубу, как две птахи, добравшиеся до родного гнезда, и поспешили в каюту, дабы улизнуть от помпы Рудуша, тоже шагавшего со спардека к трапу, а его укоры и жалкие наши оправдания в случае, если бы он хорошо принюхался, не вписывались в наши планы. Достаточно того, что рыжий боцман Витька бросил в наши спины: «Гнилая интеллигенция, что с вас взять!».

      В олигархическом обществе неимущие ходят иной раз в развалку – особенно когда выпьют, но много чаще, особенно в таких местах, они стоят или сидят в напряжённой позе.

Гилберт Кийт Честертон

      Сидение за пишмашинкой «в напряжённой позе» было прервано Подругой.

      – Витать в морях за письменным столом, – сказала она, появившись за моей спиной, – занятие похвальное, но, Гараев, иной раз надо и о доме подумать. Ты намерен заняться приватизацией нашего земельного участка?

      – М-ммм-м… нам-мерен.

      – Когда? Я сделала всё, что могла. Тебе осталось поставить последнюю точку. Если намерен, завтра же поезжай в районную администрацию.

      Я понимал её. До сих пор в «такие места» отправлялась она. Куда только ей не пришлось толкнуться! БТИ, такой-сякой земельный комитет, кадастр опять же – всё она. Обмеры, промеры, уточнения участка… Она терпеливо моталась на электричке туда и сюда, и эти поездки не пошли на пользу её нервам. Везде дикие очереди и часы ожидания, большей частью на ногах. Однажды ей нахамил районный архитектор. Даже тридцать седьмой год приплёл ни с того ни с сего! Что он